В Дикой земле
Шрифт:
Клык перешёл в руки будущего хозяина, отполированный до блеска, выбеленный, прочный как железо, но лёгкий и острый.
— Красивый!
— Ещё бы. Столько времени убил на него. Готов?
— Готов! Уже почти язык не прикусываю!
Ригари улёгся прямо наземь, подложил под голову камень. Тобиус же достал из корзины несколько бутонов солодки, перетёр в ладонях и рассыпал над лицом мандрила, попутно накладывая чары. Пусть думает, что это травы его усыпляли всё время. На всё ушло не больше часа, и то только потому, что расковыривать давно заросшую десну старика, а потом
— Ну вот, открой сомкнуты негой очи, старик, всё готово. Улыбнись миру полным набором!
Симиан разлеплял глаза медленно и зевал так устрашающе, что поджилки тряслись. Он проверил раненным языком все четыре кинжала во рту, потрогал пальцами и пришёл в восторг. Радости не было придела, старый Ригари приплясывал, кружился на месте и прыгал через себя, плюя на годы.
— А-ха-ха-ха-ха! Все мои! Вернулись! А-ха-ха!
— Рад, что смог тебе угодить. Ну что, продолжим?
— Продолжим! Продолжим! Бери палку, Красномордик! Сейчас я щедро тебе отплачу! — ликовал учитель.
Изнурительный бой без пощады, заставлявший выживать на грани возможностей стал Тобиусу наградой. Прыжки, удары, перекаты, защита, атака, обман, вновь атака.
Усталый, но довольный, волшебник покидал уединённое жилище в преддверии сумерек.
— Приходи завтра, Красномордик! Я ещё многому тебя научу, пока кости целы!
— Приду, приду, — с улыбкой хмыкал рив себе под нос.
Когда он пришёл не следующий день, Ригари был мёртв.
Мандрил скончался во сне, лёжа у себя в пещере на небольшом выступе, в позе умиротворения и даже с тенью улыбки на лице. Получив назад свои зубы, старик спокойно завершил жизненный путь.
Серый маг вынес тело из пещеры и закопал, ибо погребальные обряды сару были приближены к человеческим. Душу следовало словно семечко положить в землю, дабы она смогла прорасти в другом живом существе. Нехитрая утварь покойного интереса не представляла, разве что валявшийся на земле в самом углу железный венец, покрытый ржавчиной, Тобиус взял. Просто на память. Он старательно не хотел верить, что его манипуляции с погружением Ригари в беспамятство могли оказать плохое воздействие на организм и приблизить конец.
Воткнув в изголовье могилы шест покойного, волшебник отправился прочь с лёгким чувством печали.
Лето одна тысяча шестьсот тридцать третьего года выдалось жарким и богатым на дела. В пору света и тепла Ронтау прирастал населением, — на его площадях в нижнем и верхнем городах открывались рынки, где бойко торговали рыжие орангутанги, а также иные сару из различных земель. Этих допускали в пределы города маленькими группками и под строгим присмотром, ради чужедальних товаров, ради олова, меди и их дочери бронзы, ради медов, воска, золотых украшений и редких специй. У Тобиуса, проходившего по улицам-ветвям, порой в глазах рябило от разнообразия всяких обезьян.
Это произошло в четырнадцатый день месяца юла, в самом разгаре лета, когда мир был светел и казался безопасным. Тобиус уже некоторое время не совался за пределы частокола, его посылали разносить лекарства, на рынок, с письмами. В тот день серый маг вернулся как раз с рынка.
Когда он успел лишь войти во двор, из дома опрометью выметнулась Вифани. Глаза её были круглы от страха, рот приоткрыт, а говорила девушка, постоянно запинаясь.
— Там… мать… иди! Я за… я за лекарем!
Она умчалась прочь длинными прыжками, неизящно, однако очень быстро. Тобиус вошёл в дом и вскоре нашёл старшую из хозяек в гостиной. Локра лежала на мягких подушках, скрючившись в позе эмбриона, и страдала от боли. Незаметно пробудились диагностические чары, позволившие волшебнику изучить состояние внутренних органов лекарши и через минуту у него был диагноз. Всё очень плохо.
Возложив на неё руки, маг подарил облегчение, утихомирил острую резь и уселся рядом на пол. Всё время, пока не вернулась девушка, он боролся с желанием достать из-за пазухи нож и быстро сделать дело.
Вифани привела с собой пожилого симиана и его молодого ученика, после чего человек тихо удалился за дверь и замер в коридоре на случай, если понадобится. Он рассеял обезболивающие чары, чтобы диагноз был поставлен правильно и некоторое время слушал ответы Локры, перебивавшиеся стонами и вскриками. Определившись во мнении, лекарь дал женщине усыпляющее зелье.
— Боюсь, ваше подозрение полностью верно, госпожа Вифани, — говорил он, выходя в коридор, — прискорбно, очень прискорбно.
Руки девушки были сцеплены на груди, необычайно бледная, она словно ничего перед собой не видела, но смогла ответить кивком.
— Не провожайте.
Лекарь, преисполненный сочувствием, вздохнул и направился к выходу, увлекая за собой помощника. Тобиус неслышно выпрямился за спиной Вифани и долго они стояли так, она — потерянная где-то, а он — в ожидании её возвращения. Наконец человек подошёл ближе.
— Мы можем поговорить?
Девушка вздрогнула, обернулась, вспоминая о его существовании и по тому, как изменилось её лицо, стало понятно, — это плач. Она тихо и бесслёзно плакала на его груди, дрожа всем телом, безуспешно пытаясь овладеть собой, пока Тобиус гладил скорбящую по спине.
— Прошу, послушай меня, это важно.
Он проводил Вифани в гостиную, где в медикаментозном сне лежала её мать, и усадил рядом с низеньким столом на подушки.
— Вы уже знаете, что это?
— Мы знаем, — ответила она, глядя на Локру, — воспаление гокара.
Маг кивнул:
— И как вы это лечите?
Вифани чуть вновь не зарыдала, но усилие воли сдержалась.
— Это не лечится.
Такого ответа рив и боялся. Лечить аппендицит медикаментозно либо при помощи заклинаний умели только лучшие целители человеческого мира. Парадокс, — волшебники одерживали победы над страшнейшими пандемиями, могли поднимать на ноги полумёртвых, отращивать утраченные части тел, а излечить воспаление маленького кусочка кишки без вскрытия, не могли.
— И что же теперь, она просто умрёт?