В душной ночи звезда
Шрифт:
Это о тебе, парень, говорят люди в княжеском обозе.
Ты остался в городе над рекой. Вещее сердце... Ты научен слушать таинственные веления своей души и не раз именно это спасало тебе жизнь.
...Перед местным священником, отцом Никифором, приезжий достал из-за пазухи завёрнутый в лоскут образок греческого письма в дивном золочёном окладе - в дар посадской Вознесенской церкви. Попросился исповедоваться, а после сказал, что ищет старого бортника, везёт ему весточку из далёких краёв.
***
"Теперь
Следуй же дальше, Никита-гость.
Отныне разве тебе преграда для понимания древний язык литвинов? Разве препятствие - череда веков, заполненная бесчисленными поколениями: со своими преданиями, поверьями, радостями, страхами, сомнениями и заблуждениями?
Твоими стали суровые законы, доставшиеся нам от дедичей. Знаю, ты чувствуешь теперь всей кожей, всем существом мрак и холод долгой зимы и зной полесского травного лета.
Это - дым родного очага щекочет тебе ноздри.
А сейчас вздохни полной грудью - дивно пахнет земля твоя в пору цветения.
Ты вкушаешь простую пищу, каждый кусок которой свят и благословенен для тебя.
Ты смотришь в одну сторону с нами, потому что ты - один из нас, Никита!"
***
Парень сказал, что зовут его Бодом, и остался жить у бортника. На диво умело управлялся с пчелиными бортями, и когда пришла пора старику умирать, Бод уже являлся хозяином двухсот бортей. В речицкой судной избе* он получил грамоту, подтверждавшую его право, и исправно платил подати, не доставляя ратушским* никаких хлопот.
Местные о нём вспоминали нечасто, говорили ещё реже. Может быть, потому, что, стоило кому-нибудь завести речь о Боде, тут же на всех присутствующих нападала сонливость, люди начинали зевать, спешили откланяться, а если разговор вели в корчме, то мужчины просто роняли тяжёлую голову на стол рядом с недопитым кухолем.
Бод находил людей сам. Он точно знал, когда и где будет нужен.
Как-то ему пришлось вычитать не одно заклинание перед лисицей, прежде чем рыжехвостая вернулась в пущу, в буреломы, где нашла-разнюхала испуганную девчонку. И согласилась терпеливо трусить перед сероглазой Танюшкой, обречённо таскавшей свою корзинку. И эта малая из посада, с личиком, залитым слезами, высоко собрав в пригоршню подольчик, перелазила через завалы, послушно брела за лисичкой, пока не вышла на край леса. А навстречу из города уже бежали отец девчонки с собакой на сворке и старшие братья; а мать в доме заламывала руки перед иконой...
Случалось Боду спасать людей, тонувших в болотах вокруг города в пору созревания клюквы, заговаривать кровь у порезавшихся косарей, вправлять вывихи ребятам и ставить на место переломанные кости. Старания его всегда были успешны, но, странно, что и это быстро выветривалось из сознания людей.
Бод не женился.
Какая женщина могла понять смысл его действий, странные слова, порой срывавшиеся с его губ, и сны, наполнявшие его новым знанием?
Он уходил и возвращался, когда хотел - зимой пчелиные семьи спали, и Бод был свободен, не считая торговых поездок - вольный мещанин вправе сам сбывать свой товар. Приносил в дом травы, коренья и даже корчи: куски замысловато скрученных древесных корней. Собирал каменья и смолы. Люди редко обращались к нему, и неизвестно, переступал ли кто порог его дома? Зато зимний снег выдавал тайны других ночных посещений: звериный след нередко тянулся до самых весничек*. А навстречу от порога шли следы человека. Похоже, постояв, посмотрев друг на друга (а может, обменявшись тайными знаками?), зверь и человек расходились в разные стороны.
Но этой осенью всё изменилось. То, что можно назвать вихрем, пламенем, - то, что врывается в жизнь человеческую, круто меняя всё, настигло таинственного отшельника.
Её звали Анна, Анна Берёзкова (так и произносили - Анна, на церковный манер, что само по себе было удивительно, потому что имена местных Анн звучали - Ганна). Но она звалась Анной, а не Ганной, уж так повелось. А прозвище Берёзкова добавляли по той причине, что это прозвище как-то странно подходило ей.
Лет, наверное, восемь тому назад её рано отдали замуж в чужие края, и Берёзковым называлось то далёкое, - пять дней пути от Речицы, - место. Она прижила с мужем двух девочек-двойняшек, подобравших лучшее от женщин её рода. А в роду Анны все женщины были хороши собой, недаром из дальней дали к ней приехали сваты, и жених тогда сказал, что без неё не уедет.
Жили они, наверное, дружно. Но однажды, в лихую годину, в то богатое место ворвались конники - яростные, потные, - убивали мужчин и парнишек. Были такие, что пошли ловить молодых женщин. Людские сердца замерли в ужасе...
К Анне в дом ввалился чужак с перекошенным мятым лицом, зловеще оскалился и, схватив Анну за русую косу до пят, накрутил косу на руку, потянул за собой во двор.
Девчоночки заголосили, страшно перекосив ротики, захлёбываясь плачем, а Анна молча, как сноп, упала на пороге: тело её выгнулось дугой, и осталось неподвижным. Вой, увидев, что её разбил паралич, замахнулся кривой саблей над головой, отсёк редкостную косу толщиной в руку и, наколов косу на копьецо, оглянулся, свирепея от крика этих, трясущихся как осиновые листочки и орущих девчонок. Но тут кто-то из оставшихся в живых берёзовских мужчин стремительно налетел, палицей перебил шею обидчику. Втащил неподвижную молодицу в хату, покивал пальцем близняшкам, приказав спрятаться под отцовский кожух, сидеть тихо-тихо, - и ушёл, плотно прикрыв за собой дверь с прибитой на счастье подковой...
...Вдову Анну с детками привезли в Речицу, в дом близкой родни, в многодетную семью, где к ней отнеслись хорошо, выходили, как могли, поставили на ноги. Но после пережитого Анна, ещё свежая, красивая, ясноглазая, стала странной. Она говорила больше с дочками, и те ни на шаг не отходили от мамки.
Какую бы беседу ни пытались завести с ней чужие люди, Анна отмалчивалась: её губы начинали предательски дрожать, и, чувствуя, что молодица сейчас расплачется, от неё отступали.
Она вышивала золотом церковные одеяния. Другой такой мастерицы не было ни в городе, ни в округе. Приработок был очень хороший; с Анной в семью, и без того не бедную, пришёл полный достаток.
Примечания:
*Юнак (стар.бел) - юноша.
*Вицы - ветки вербы в руках великокняжеский гонцов, объезжавших города и усадьбы с призывам выступить на войну. Позднее: письменные уведомления.
*Поплечник - боевой друг, товарищ в деле.
*Место - в XVI веке город
*Вишневецкий Иван Михайлович, князь (?
– ок.1542гг.) с 1533 г. был старостой речецким, ейским, воронянским, пропойским и чичерским в Полесье. (Елена Глинская, мать русского царяИвана Грозного - племянница И. М. Вишневецкого)