В двух шагах от рая
Шрифт:
Афганцам раздавали керосин и зерно. Они бегали от одной машины к другой, ссорились, ругались, радовались.
…еще бы, такая халява!..
Выпросил у агитотрядовцев несколько маленьких пластмассовых игрушек и ходил между детьми, надеясь их кому-нибудь подарить. Некоторые дети, как дикие волчата, пугались и убегали, как только я пытался заговорить с ними. Вдруг я увидел паренька лет пяти с длиннющими, как у девчонки, ресницами. Когда я подошел поближе, малыш струсил и отбежал, спрятался за спины взрослых. Я потерял его из вида. Но зато увидел девочку, и протянул ей медвежонка. В ее глазах светилось
Под конец нашел того парнишку. Он сидел на стуле рядом с доктором. Подкрался так, чтобы он меня не заметил, и подарил желтого поросенка».
…тоже мне подарок! они ж свинину не едят! это грязное
животное для любого мусульманина!.. и агитотряд хорош!
привезли детям игрушки – поросят!..
«Я испугался при первом обстреле. Стыдно. Просто струсил. Хорошо, что это произошло не в настоящем бою. В следующий раз, я уверен, такого не повторится. Главное – всегда помнить, что страх – это расплата за хорошее воображение».
«Разговорился с узбеком-переводчиком. Он почти два года в Афгане. Две медали заработал, в партию вступил. А сам – суры из Корана разучивает, на случай, если в плен попадет… И я уверен, что, окажись он у духов, сразу же их сторону займет! Всех предаст! Противно стало – я ведь ничего ему не сказал в ответ. Растерялся. Он, наверняка, подумал, что я тоже боюсь плена…»
«Шарагин правильно рассудил – случай со сгоревшей БМП замяли, списали на боевые потери. Все очень просто: командир полка ждал новое назначение, и ему абсолютно ни к чему был перед отъездом глупый скандал, а командир дивизии ждал очередную награду. Моргульцева поставили на должность комбата, послали на очередное звание, роту принял Зебрев».
«Прошел боевое крещение. Как сказал Иван Зебрев: „Ты уже не целка“. Он всегда называет необстрелянных солдат „целками“.
«Сына застрелили. За что? Такой добрый был щенок. Я знаю кто, но сделать ничего не могу».
«В нашей роте двое раненых. Подорвалась на мине одна БМП. На дороге осталась глубокая воронка после взрыва. Взрыв сорвал бетон, как срывается кожа с коленки, когда падаешь».
«Видел сегодня чью-то оторванную кисть. Дважды смотрел себе на руки, казалось, что это моя рука лежит…»
– Чайку не желаете? – заглянула в купе проводница.
– Два чая, – заказали женщины-попутчицы.
– А вам?
– Нет, спасибо, – Шарагин отвернулся к стене.
«Погиб рядовой Красиков. Может быть, те пули предназначались мне? Красиков умер почти сразу. На броне было огромное количество крови, как будто целое ведро с красной краской вылили! Бойцы потом долго отмывали».
«Капитан Моргульцев говорит, что Афганистан – это восточная сказка, где чаще всего побеждает зло…»
«Привезли русские в Афганистан свои суеверия, бесконечную печаль и загадочную душу…»
«Любая война обладает притягательной силой… Когда выходишь на боевые, соприкасаешься со смертью, и вся идеологическая „прокачка“ испаряется. Ты убиваешь врага не за идею, а просто для того, чтобы самому выжить. У солдат точно так же. Я недавно проходил мимо Ленинской комнаты, слышу политзанятия идут, и наш замполит кричит на солдат:
– Кто твой личный враг?!
Чириков отвечает:
– У меня нет личного врага, товарищ старший лейтенант.
– Идиот! – заорал
– Тоже нет, товарищ старший лейтенант. Был в поселке один – Шурка…
– Садись, дурень! Запомните все: ваш личный враг – Рональд Рейган! Вы здесь, чтобы защищать южные рубежи Советской Родины от американского империализма! Ясно?!»
«Я не знал раньше, что такое убивать. Теперь знаю. Я убивал издалека, я уверен, что убил того духа. Я видел, как он падал. Убивать оказывается не страшно. Человек, которого я убил, был духом, но ведь раньше он был нормальным человеком, крестьянином, и у него, скорее всего, есть семья. И воевать он пошел, потому что мы пришли.
Все понимают, что война рано или поздно завершится. Все, что происходило, забудется. Откуда им будет знать, что мы делали в Афганистане, кого защищали, кого и зачем убивали. В учебнике истории об этой войне напишут несколько строк.
Лишь я буду знать, и жить с этим дальше, и такие же, как я, «афганцы» – подранки запрятанной от всех за горы войны».
«Когда я только приехал сюда, все узнать хотел: как это – убивать людей? Не верилось, что это так просто. В Союзе, непременно, только этот вопрос и будут задавать: сколько убил душманов? Не как там было, будут спрашивать, не что там происходило все эти годы, не почему мы ввязались в эту войну, а сколько ты убил людей, будут спрашивать».
Не наши эти горы, и нашими не станут.Оставьте разговоры вокруг Афганистана.Один юнец московский, проездом из Арбата,Геройствовал чертовски, палил из автомата.Всех под одну гребенку – и смелого и суку.Панджшеры и зеленки – невелика наука.Старлей с пробитым легким стал скоро капитаном.Ах-ах, какая легкость, вперед за орденами!А трус курочил вены и клялся пацифизмом.По недоразуменью ты здесь вот ищешь истин,Что не дались в Союзе. Хотелось очень прямо:Хотелось с маху узел. И вот, в Афганистане…А вышло, что не вышло. Дерьмо России милой,В которой был ты лишним, и здесь тебя душило.Ах, русский Че! В Тузеле садятся скотовозы.У шлюхи на постели уронишь свои слезы.А ей не это надо, ей спать уже охота.Облизана помада, ломает рот зевота.Не наши эти горы и нашими не станут.Оставьте разговоры вокруг Афганистана.…все они бабы одинаковые… чего я позарился на официантку? что я
в ней нашел? подстилка… водка на соблазн натолкнула… как говорил
Моргульцев: «Не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки…»
…а песня-то сильная… я когда первый раз услышал – мурашки по
коже побежали… магнитофонные кассеты на границе таможня
отбирает, чтобы крамолу пресечь, а он молодец, в дневник