В двух шагах от 'Рая'
Шрифт:
– Как в сказке, - восхищенно прошептал Веретенников, - ну а мы-то эту сказочку предвидели.
Через полтора часа "бюссинги" выползли из зева и ушли в ночь с потушенными фарами, как сорок призраков.
– А если поймать один "бюссинг" и подъехать? Откроют, товарищ капитан?
– Нет. У них пароль... знак... Ты что, их за идиотов считаешь? недовольно сказал Седой.
– Да нет. Но ведь бывает и на старуху проруха.
– На эту нет прорухи, а есть точно выверенная схема. Туда, товарищ Феникс, не войдешь, да еще с взрывчаткой. А нужно...
– Если
– По воздуху, Сережа, - прошептал Седой и вскинулся, словно опаленный внезапной мыслью. Замер и Веретенников, еще не понимая всей радостной, удачно пришедшей в голову командира идеи.
– Придется тебе отлавливать летучих мышей, - уже спокойно и иронично закончил Долгинцов.
Дерзкий план рождался у Седого, когда последняя машина покинула пещеру. План был и сложен и прост одновременно. Сделать садок, отловить десятка два крупных летучих мышей и привязать им на брюшко трехсотграммовые мины. Открыть ворота, замкнув электрическую цепь, закрыть дымовыми шашками вход от дзотов, проникнуть в пещеру и выпустить летучих мышей. Мышь долго не пролетит, вцепится в свод. Сработает взрыватель замедленного действия.
Седой не думал, что бочки с горючим расположены далеко в глубине пещеры - немцы не любят делать лишнюю работу. Оставалась, правда, весьма существенная деталь - как выманить рогу СС, охрану склада из той казармы или бункера, где они расположены. Нужен бой. Но сначала - демонстрация всех разведчиков, кроме троих. И нужны маски. Чтобы капитан Рутт не знал, что его, Седого, командира диверсионной группы "Кедр", нет с идущими в ловушку разведчиками. Маски можно сделать из противогазов.
Здесь другая война, думал Седой, здесь не гудят моторы, не рвутся мины и снаряды, здесь не требуется и особой храбрости. Здесь ценится выше всего умение терпеть и ждать, обмануть врага внезапным ходом, переиграть его умом.
И Седой вспомнил распадок на краю долины. Распадок - ловушка, каменный большой мешок с одним выходом. Немцы, конечно, знают о нем, и он в поле их видимости. Если провести группу по краю долины, ее зафиксируют немецкие наблюдатели.
– Что же там, в этой железной коробке, товарищ капитан, - прервал мысли Долгинцова Феникс.
– Там небольшой рубильничек. На всякий пожарный случай. Мало ли что там, внутри... вдруг заело трос, или все угорели от бензиновых паров. Ворота можно открыть и с улицы, только нужно замкнуть цепь. Ясно?
– Ясно... Как к нему подобраться?
– Пулеметом...
– Как это?
– Две очереди всадить в скальную стенку - она тонкая, добраться до коробки. И ее срубить пулями... Замкнуть цепь... И - "Сезам, отворись!".
– Здорово! Только кто же так точно напишет расписочку?
– Щеколда. Только он.
– А дзоты? Они, что же, молчать будут?
– Не будут, Серега, в том-то и дело. После первой же очереди накроют.
– Значит, нужно разбить камень с первой очереди?
– Да. Хорошо бы.
* * *
Седой собрал группу в расщелине на узкой площадке, где приходилось стоять в неудобной позе. Он кратко изложил суть плана. И попросил высказываться. Он надеялся на хороший подсказ. И получил его. Джанич знаток пещер - взялся отловить десяток крупных летучих мышей.
– Они хорошо называются у Брема - "красный кожан".
– Самые наши мыши, - вставил Присуха, - а я гарантирую взрыватели к минам любого замедления...
– А мины?
– Мины, командир, сделаю я, - сказал Франтишек, - нужно ведь не более трехсот граммов взрывчатки.
– Да, "кожан" больше не потянет...
– сказал Джанич.
– Щеколда?
– Спасибо, командир, за доверие. Постараюсь добраться до коробки. Только бы успеть...
Да. От Чиликина зависело все. Если не откроются ворота - вся затея с летучими мышами лопнет как пузырь.
– Знать бы, сколько их там?
– вздохнул Гайда.
– Зачем? Сколько ни есть - все наши, - отозвался Арабаджев.
"Человек всегда должен надеяться на лучший исход, - думал Долгинцов.
– А его-то и нет. Исход один. Смерть с оружием в руках".
Распадок - ловушка, капкан. Вошел и уже не вышел. Если немецкий комендант не дурак, он поймет всю выгодность своего положения и поднимет солдат по тревоге. Велик будет соблазн уничтожить всю группу одним махом. Наверное, за такое у них дают Железный крест.
"Как же тяжело отправлять людей на смерть, - думал Седой.
– Ведь это их последний день, вечер, последнее солнце, самокрутка, рукопожатие. Другого дня не будет. Но ведь этот день приходит рано или поздно, а тебе вдруг выпало сделать для других людей такое великое дело, что все твое существование на земле окупается сразу и на долгие годы. И все равно, как все-таки тяжело посылать людей на неминуемую смерть". О себе за годы войны он привык не думать - смерть всегда ходила с ним рядом. Ему вдруг тепло и хорошо вспомнился Веретенников. Этот парень останется жить. Должен. Он же Феникс. А вообще везучий. Оказывается, есть на войне и такая субстанция везение. Он вот тоже везучий. Сколько раз приходилось умирать, а живой.
К вечеру Гайда сплел из ивовых прутьев просторный садок. Вернулся из поиска Джанич с Арабаджевым. Они принесли в мешке двенадцать крупных мышей. Мыши отчаянно пищали, и Седой подумал о патрулях, которые иногда появлялись на скалах.
Ночь прошла спокойно. Веретенников доложил об очередном рейсе колонны "бюссингов". У немцев было все в порядке. Они работали.
Следующий день Франтишек и Присуха мастерили мины. Взрыватели должен будет вставить Веретенников в последний момент. Замедленность пять минут. Этого времени должно хватить, чтобы выпустить всех мышей.
Кончался день. Солнце огромным красным шаром медленно падало за вершину горы. Но и потом света его хватило, чтобы высветить лица сидящих кружком людей. Они писали письма. Все, кроме Щеколды и Седого.
Долгинцов отозвал Арабаджева, сунул ему гранату-неразлучницу и тихо сказал:
– Проведи мне людей мимо скального гребешка, Николо...
– Хорошо, Андрюша... Возьми письмо. Останешься живой, передашь моим. Только в руки. Хочу, чтобы ты рассказал сам...
– Если останусь, сделаю, как говоришь.