В двух шагах от войны
Шрифт:
Арся долго молчал и наконец хрипло и устало сказал:
— В Маточкин Шар мы с Иваном ходили. Там на «Азербайджане» отец у меня… — И замолчал опять.
Мальчишки переглянулись, и кто-то тихо спросил:
— Живой?
— Живой, — ответил Арся и, снова помолчав, добавил: — Ранен только, в живот… да еще обжегся.
— Говори! — требовательно сказал Антон. — Все говори.
— Что говорить-то? Что говорить? — громко всхлипнул Арся.
И опять наступила тишина. Арся ожесточенно потер лицо, опустил руки и выпрямился на камне.
— Там, в Матшаре, — сказал он, — сейчас пять иностранцев стоят. Один сторожевик английский — «Айршир» называется. Три транспорта американских и один из Панамы, как тот — «Эль капитано»… И еще наши там — ледокол вооруженный «Мурман» и… и «Азербайджан».
— Чего же их туда занесло? — спросил Саня.
— Занесет! — зло ответил Арся. — Тебя бы и не туда занесло. Двадцать седьмого июня они из Исландии к нам вышли. Тридцать шесть транспортов, а с ними два наших танкера — «Азербайджан» и «Донбасс». Шли как положено: посредине транспорты, а вокруг охрана — сторожевики, тральщики, противолодочные. Да еще неподалеку английский тяжелый флот ходил. Поначалу все было спокойно. А потом — это еще четвертого июля было — больше двадцати фашистов налетело. «Хейнкели», самолеты-торпедоносцы. Три корабля сразу торпедировали… и «Азербайджан» тоже.
— Как же он добрался-то? — изумленно спросил Карбас.
— Они сами не знают, как добрались: с четвертого по семнадцатое июля в море болтались. Пробоина в борту чуть не в полтора метра, палуба вся искорежена — смотреть страшно. Торпеды — это еще было полбеды… — Арся скривился и скрипнул зубами. — Самое страшное потом началось. После этого налета вдруг всем кораблям команда по радио: рассредоточиться и каждому самостоятельно, поодиночке, значит, следовать в советские порты…
— Как так «поодиночке»?! — возмутился Славка. — Их же немцы, как орешки, перещелкают.
Ребята загудели.
— Вот и перещелкали, — сказал Арся. — У них там в Англии какой-то адмирал есть — не то Падли, не то Дадли… Ему доложили, что в Норвегии чуть не весь немецкий флот стоит, он и перетрусил. И приказал своему флоту немедленно увести корабли обратно в Англию, а конвою — самому добираться. Только сторожевики и тральщики с ними и остались. А что они могут?!
— Падла он, а не Дадла! — заявил Баланда.
— Точно. Союзнички еще называются! — поддержал его Толик.
— Своих не жалеют, — сказал Димка. — Давай дальше, Арся.
— А дальше чего? Начали они «рассредоточиваться», а фашисты, сволочи, их из-под воды и с воздуха, как утят несчастных, топили. Хоть и дрались они из последних сил. Которые на дно пошли, а где остальные, до сих пор неизвестно. Одного мы видели в губе Обседья на мели, от другого только круг спасательный да мешки с мукой остались. Да в Матшаре пять. Где остальные бродят?.. Эх! — Арся встал. — Говорить больше нечего. Работать надо!
И он пошел, не оглядываясь, к обрыву. За ним побежала Ольга. Она догнала его и пошла рядом, заглядывая снизу ему в лицо. И никто даже не ухмыльнулся. Все угрюмо молчали. Война опять дохнула на них своим раскаленным дыханием — она была в двух шагах…
Людмила Сергеевна всматривалась в посуровевшие лица своих мальчишек. Потом тихо спросила:
— Ну как?
— Что как? — не понимая, переспросил Антон.
— Наказывать будем?
— Да вы что, Людмила Сергеевна?! — изумился Антон, а ребята зашумели негодующе.
— Так я и думала, — сказала Людмила Сергеевна. — И еще — надо нам в свободное время походить вдоль берегов. Может, найдем, тех, что спаслись…
— Верно, товарищ комиссар, — сказал Прилучный, — мне говорили, что Илья Павлыч Мазурук уже многих нашел и на Большую землю вывез. Поищем и мы. Так, робяты?
— Так! — сказали мальчишки и пошли делать свое дело. Работали молча и с ожесточением.
18
На следующее утро, первым высунувшись из палатки, я увидел вместо солнца сплошную пелену низких облаков. Из них, как из сита, сыпался мелкий-мелкий дождик. Было промозгло и холодно. Горы закрыло плотным туманом, и все вокруг стало сумрачным и неуютным. Посвежел и ветер. Он дул порывами, не очень сильными, но от них брезент палатки ходил волнами. Сразу продрогнув, я поскорее юркнул под одеяло.
— Ну, что там? — сонным голосом спросил Славка.
— Не ахти… — сказал я.
— Лафа, — вытягиваясь, сказал Васька, — хоть отоспимся.
— Там видно будет, — сказал Антон, — а пока — по-о-дъем!
Он в трусах и майке выскочил наружу, но почти сразу же влетел обратно.
— Нич-ч-чего, — сказал он стуча зубами. — Работать можно. По-о-одъем!
В столовой Людмила Сергеевна спросила:
— Работать будем?
— Какая работа, — сказал Витька, — ветер да дождь.
— Да рази это ветер? — возмутился Колька.
— Я не настаиваю, — сказала Людмила Сергеевна, — решайте.
— Чего там решать, — буркнул Арся, — пойдем, и все.
— Тьфу! — разозлившись, сказал Шкерт. — Вот сознательные!
— А ты можешь на кухню идти, там тепло и не дует, — сказал Антон презрительно.
— И пойду! — с вызовом ответил Петька.
— Моя очередь! — крикнул Морошкин.
— Ну да, — сказал Васька, — к синему платочку. Гляди, Арся отобьет.
Арся встал и, даже не посмотрев на Ваську, вышел из палатки.
— На кухню пойдут Морошкин и Петр Иванов, — сказала Людмила Сергеевна. — А остальные… ну что ж, давайте попробуем.
Работать было трудно и страшно. Внизу глухо шумело море, и от порывов ветра приходилось просто вжиматься в скалы. Того и гляди, сбросит. Правда, после случая с Борей уже никто не решался ходить по карнизам без веревки, но все равно было жутковато.
После обеда дождь перестал, а ветер похоже стал посильнее. Ребята развалились на койках, кто-то затянул песню, ее подхватили, а Арся сказал мне: