В двух шагах от войны
Шрифт:
Потом я увидел огромную птицу, тоже похожую на чайку, с пепельно-серыми крыльями. Эта чайка нападала не только на кайр, но и на других крупных птиц и действовала она, как самый настоящий разбойник. Сверху пикировала на свою жертву и долбала ее большим острым клювом по голове, а когда та теряла свою добычу, она ловко на лету хватала ее и тут же заглатывала.
— Оля! — крикнул я. — Что за птица?
— Где? Ах, эта? У-у, гад! Бургомистр [40] это, фашист! — закричала она, стаскивая
40
Бургомистр — название одной из самых крупных и злобных чаек.
— В кого стрелять-то? — спросил Баланда и поднял винтовку.
— «В кого», «в кого»… — передразнила Ольга. — Разиня!
Она уже прицеливалась в парящего над нами бургомистра, и в это время сухо щелкнул выстрел. Это стрелял Арся. Бургомистр вздрогнул, беспорядочно замахал крыльями и камнем полетел вниз.
— Ур-ра! — заорал я. — Готов.
— Погоди уракать-то, — сурово сказала Оля, — подбит он только.
И верно, почти у самой воды этот бандит расправил крылья, мощными взмахами взмыл вверх и стал уходить в море. Она откинула прядку волос ото лба, сжала губы и плотно прижала приклад ружья к плечу. Грохнул выстрел, эхо отлетело от скал, и бургомистр на этот раз грузно шлепнулся в воду.
Идти было трудно — мешали груды больших скользких камней и встречный ветер. Все порядочно устали, только Оля по-прежнему бодро шагала вперед, уверенно лавируя между обломками скал и валунами. Да Арся старался не отставать.
— Чертова девка, — добродушно ворчал Толик, — загонит…
— Оля! — крикнул Славка. — Подрубать бы, живот подвело!
— Эх вы, — сказала Оля, — а еще мальчишки. Всего-то километров десять протопали. Вот эту скалу обогнем, а там берег хороший будет, широкий, с песочком. Вот и остановимся.
— Нет, — сказал Славка, — ты просто амазонка.
— Про амазонок читала, — довольная, сказала Оля, — они ничего, храбрые. А этого… Купера ты мне после войны пришлешь.
— Обязательно, — сказал Славка, — только дай пожрать.
— Нет, — твердо сказала Оля и быстро пошагала дальше.
После войны… «После войны в Музей Арктики сходишь», — сказала Людмила Сергеевна. «После войны пришлешь», — сказала сейчас Ольга. «Когда оно будет, это «после войны»?» — подумал я тоскливо. — И кто из нас и наших близких увидит это? И что нам предстоит узнать? И что мы, когда станем старенькими, будем рассказывать своим детям и внукам?..»
Задумавшись, я споткнулся и шлепнулся на мокрую гальку. Поднимаясь, я еще подумал, что не знаю, придется ли мне рассказывать о сбитых мною самолетах или потопленных подлодках, но вот о том, что мы победили и как мы победили, я рассказывать определенно буду!
— Не расшибся? — заботливо спросил Антон.
— Скажи, Антон: ведь мы обязательно победим? — спросил я.
Антон посмотрел на меня удивленно.
— Может, ты башкой об камень трахнулся?
— Нет, — сказал я и засмеялся.
— Трахнулся, — убежденно сказал Антон и ушел вперед.
«Ту скалу» мы огибали больше часа, но вот наконец-то кончилось дикое нагромождение камней, и перед нами открылся широкий, полого спускающийся к морю, песчаный пляж, только кое-где торчали отдельные валуны. Все повалились на песок, а Оля, развязывая мешок, который сбросил с себя Арся, говорила:
— Ну вот, парнишки, сейчас мы… как это… под-рубаем, — и, улыбаясь, косилась на Славку.
Но подрубать нам не пришлось. Баланда встал на колени и, вглядевшись вперед, хриплым шепотом сказал:
— Костер там… и люди. — Он взял винтовку наперевес.
Вскочили и мы. Действительно, там, куда показывал Васька, тянулась относимая ветром в сторону струйка дыма, а рядом копошились люди — человек шесть или семь, отсюда их сосчитать было трудно.
— Спокойно! — приказал Антон и тоже снял винтовку с плеча. — Еще неизвестно, кто они. Может… фашисты.
У меня вдруг задрожало все внутри, и я кинулся к Баланде.
— Отдай винтовку! — заорал я.
— Шиш! — сказал Баланда.
— Тише вы! — прикрикнул Антон. — Арся, остаешься здесь за старшего. А мы с Васькой пойдем поглядим, кто такие.
Антон и Васька шли осторожно, под самыми скалами. Мы напряженно смотрели им вслед, лежа животами на влажном песке, так велел нам Арся. Через некоторое время мы заметили, что люди у костра засуетились и встали, вглядываясь в ту сторону, откуда шли Антон с Васькой. Двое присели на песок и что-то делали там, а потом один из них встал во весь рост и, подняв над головой палку с привязанным к ней куском материи, побежал навстречу нашим ребятам. Солнце в это время выглянуло из-за туч, и мы ясно увидели, что к палке привязан звездно-полосатый флаг.
— Американцы! — закричал Славка, и мы кинулись туда.
Когда мы подбежали, Антон, Васька и американец, тыкая друг в друга пальцами, оживленно «разговаривали» каждый на своем языке. Американец, худой, заросший щетиной, грязный, но веселый, хлопал их по плечам и что-то говорил, улыбаясь во весь рот. От костра прибежали остальные — тоже оборванные, заросшие и худые. Они восторженно кричали и тоже хлопали нас по плечам и по спинам, так что у нас кости трещали. Никто ничего не понимал.
— Тихо! — вдруг скомандовал Антон и поднял руку.
— Сайленс! — сказал я, вспомнив, на свою беду, нужное слово.
Американец с флагом передал его одному из своих, вытянулся перед Антоном, лихо приложил два пальца к потрепанной морской фуражке и сказал серьезно:
— Иес, сэр! Ест… тоу-вариш комиссар!
— Говорите вы один, — сказал Антон, слегка надувшись от важности, — а ты, Соколов, переводи. Спроси, как его зовут.
— «Вот незадача, — подумал я, — придется выкручиваться».
— Спик ю онли, — с трудом подбирал я английские слова. — Уот из йор нейм?