В двух шагах от войны
Шрифт:
— Пойдем на мысок. Посидим, море посмотрим, а?
Очень не хотелось мне вылезать из палатки, но тон, каким сказал это Арся, не позволил мне отказаться. На мыске мы, подняв воротники и нахлобучив шапки на самые уши, присели на камни и стали смотреть на море. Волны отсюда казались не очень большими, но какими-то беспорядочными, гребни их были сплошь покрыты белыми барашками пены.
— Сулой, — задумчиво сказал Арся, — баллов семь будет. — А когда я непонимающе взглянул на него, он пояснил: — Сулой — это когда ветер с течением встречаются, оттого и беспорядок такой.
Потом
— Хорошо, что хоть захмарило.
Я не понял, почему это хорошо, но ничего не спросил. И только когда он вскочил и стал пристально всматриваться в море на север, я сообразил, что он имел в виду и зачем в эту дрянную погоду ему нужно было торчать на берегу. Далеко на севере я увидел вначале размытые ветром дымы, а вскоре и расплывчатые силуэты судов.
— Они, — глухо сказал Арся.
Суда приближались. Когда они оказались на траверзе [37] нашего мыса милях в семи — восьми от берега, их уже можно было разглядеть довольно четко. Было их семь, и шли они строгой кильватерной колонной, только одно совсем небольшое суденышко ныряло в волнах немного впереди и чуть правее мористее.
— Это «Айршир» — тот самый сторожевик английский, — сказал Арся, — а третий в строю… батин, «Азербайджан». Самый последний — «Мурман».
Мы стоя смотрели им вслед, и только тогда, когда уже и «Мурман» скрылся за южным мысом губы, Арся сказал:
37
Траверз — направление на какой-либо предмет или пункт, перпендикулярно курсу судна.
— Все!.. Дойдут ли? — И сам себе ответил, рубанув рукой воздух: Дойдут!
…И как мы уже узнали потом, вернувшись в Архангельск, они дошли. У южной оконечности Новой Земли их встретили наши эсминцы и сторожевые суда, и они дошли, привезя в Архангельск ценные военные грузы. Только «Азербайджан» пришел пустой — весь его груз, льняное масло, жирным пятном расплылся по Баренцеву морю. Но тогда-то мы этого не знали, и Арсю недели на две словно подменили — он стал молчаливым, задумчивым и только работал еще яростней, чем прежде…
Мы молча шли обратно. У палатки Арся сказал:
— Погода не больно рабочая. Давай попросимся поохотиться на берегу? Может… и людей каких встретим.
Конечно, я согласился, и мы пошли в избу Прилучных. Людмила Сергеевна разрешила не сразу.
— Возьмите Антона, Пустошного Саню, Славку, Толю и… Васю Баландина. Обязательно Васю! И далеко на первый раз не ходите.
— Понятно, — сказал Арся.
— Зачем нам еще Баланда этот? — шепнул я ему.
— Воспитывать будем, — серьезно ответил Арся.
— Олюша, — сказала Марья Николаевна, — может, и ты с робятишками пойдешь? Берега-то ты хорошо знаешь.
— Ладно, маманя, — радостно ответила Ольга.
— И я пойду! — решительно заявил Морошка, который тер песком огромную кастрюлю.
— Нет, Витя, тебе и здесь работы хватит, — сказала Людмила Сергеевна и хитро подмигнула нам с Арсей.
Вышла Оля, одетая по-походному, но снова в своем платочке. За плечами у нее была настоящая двустволка, а за спиной — увесистый вещевой мешок.
Людмила Сергеевна вынесла нам из-за перегородки три «тозовки» [38] и по пачке патронов к ним.
На воле Арся, передав одну винтовку мне, молча подошел к Оле, снял с нее мешок и нацепил на себя. Она улыбнулась, слегка наклонив голову.
— Пойдем к югу, — сказала Оля, — к губе Безымянной. Там береговая полоса широкая, и выходы наверх есть, и сплошь осушки [39] кругом. А на севере скалы-то в самое море почти всюду опускаются. Ясно-понятно?
38
Тозовка — мелкокалиберная винтовка Тульского оружейного завода (ТОЗ).
39
Осушка — сухое место на прибрежной полосе, куда редко доходят волны.
— Ясно-понятно! — весело сказал Славка. — Пошли, Кожаный Чулок.
— Это почему я «кожаный чулок»? — обиженно спросила Ольга.
— Книжки надо читать, милый ты Соколиный Глаз, — наставительно сказал Славка, — Фенимора Купера. У него главные герои — знаменитый охотник и проводник Кожаный Чулок и Соколиный Глаз. Ясно-понятно?
— Соколиный Глаз — это ничего, это мне подходит, — развеселилась Ольга, — а Кожаный Чулок… не-е, некрасиво.
— Да, не того, — рассудительно сказал Толик, — уж лучше Кирзовый Сапог.
— А ну вас! — сердито сказала Оля. — Пошли, что ли?
Только мы отошли от палаток, Баланда толкнул меня в бок.
— Давай винтовку, — тихо сказал он.
— Не дам! — ответил я.
— Давай! — с угрозой повторил Васька. — Ты и стрелять-то не умеешь.
И он цепко ухватился за винтовку. Я не отдавал. Мы сопели и пыхтели, вцепившись намертво в наше оружие, пока не обернулся Антон.
— Отдай ему винтовку, — сказал он тоном приказа.
«Опять воспитательные приемчики, — подумал я, — дался им этот Баланда». Но винтовку отдал.
Мы спустились на берег.
Тут, вблизи, море выглядело пострашнее, чем сверху. С грозным ревом оно разбивалось о камни, потом, громко шурша галькой, откатывалось назад, а следующая волна уже торопилась опять на берег, словно пытаясь раздробить стоящие на ее пути скалы. Но все же сухая береговая полоса была довольно широкой, мы шли, прижимаясь к отвесным стенам, и только редкие брызги и ватные клочки пены долетали до нас.
Шли молча, изредка перебрасываясь словами, подсмеиваясь, если кто-нибудь, не удержавшись, сползал с мокрого камня. Над головами стоял уже ставший привычным шум и гам птичьего базара, вокруг носились птицы, стремительно ныряли в волны и возвращались с добычей. Иногда несколько чаек покрупнее нападали на маленькую, по сравнению с ними, кайру и с ходу, прямо в воздухе, отнимали у нее добычу.