В джазе только хулиганы

D r a g o n f l y

— Whe-en-n-n-n you kiss-s-s me… Fever when you hold me ti-i-ight! — втянув воздух, я пропустила вперёд набирающий обороты контрабас, и звонко выстрелила голосом: — Fever!..

Мелкая дрожь трансформировалась в жжение в животе. Это победа над стрессом, но не над голодом!

— …in the morning… Fever all through the night-t.

Всё, как учила Надин. Плавное начало, приклеивающиеся друг к другу слоги с утрированными чёткими согласными, как гвозди, прибиваемые молотком. Расслабленная челюсть, свинг и лёгкий, едва заметный призвук, будто я нарочно ходила без шапки в поисках октябрьского насморка — с технической точки зрения так меня будет не отличить от афроамериканки.

— Sun lights up the daytime… Moon lights up the night, —

солнце освещает дни, а луна – ночи. Эти строки я понимала, жонглируя нотами.

«Fever» была способна загипнотизировать зрителей и самого исполнителя... потому что состояла из цикличных, повторяющихся по рисунку пяти частей. Из куплетов или припевов — не понятно! И когда Надин заставила меня слушать инструментальное сопровождение, без вокальной партии Пэгги Ли, которую я взяла за эталон, я была потрясена… Все три минуты не происходило совершенно ничего нового: щелчки пальцев, записанные в минусовке, держали ровный ритм от начала до конца, систематично к ним добавлялась бочка, а басовая партия бубнила одной и той же громкостью одинаковую мелодию, блуждая между всего пяти нот! Разве что повысился тон ближе к концу… Но стоило включить вокал Пэгги Ли, как к примитивному фону будто добавлялся целый оркестр — из одного человека?! Мне всего лишь-то нужно было повторить её магнетический успех: завладеть вниманием жюри с первой строчки и звучать всё ярче и убедительнее с каждой последующей, перекрывая первое впечатление динамичным развитием.

Всего лишь-то… победить саму себя!

— Romeo loved Juliet! — реально Ромео и Джульетта?! Да мало ли, чем они занимались в этой песне, пока Соколов не припёрся! — Juliet she felt the same. When he put his arms around her*...

Во второй половине с повышением тона я практически исчерпала свои физические ресурсы, достигнув внушительной громкости. Куплеты на репетициях пролетали молниеносно, здесь же — тянулись в замедленной скорости. Я чувствовала, что стоило вложить в приближающуюся кульминацию что-то ещё, помимо отработанных техники и тембра… Например, выплеснуть пожарище, которое устроил мне Соколов за кулисами!

Он точно продолжал смотреть: у него выхода не было, в очереди же следующий! А меня, обуздавшую нервы, это лишь подстегнуло задвигаться ещё смелее, жестикулируя в зал. Я вспомнила, в чём была одета, насколько интимно меня облегал его нагретый пиджак, и как пробирающе остро обдавал шёпот Кирилла кожу на моей шее. В этот же момент прежде неподвижно наблюдающие члены жюри зашевелились и начали делать записи...

???

Я не помнила, как оказалась в приятно тёмных кулисах. С той стороны, где не было ни души. Пробралась через груду стульев, полотна, странную свалку неопознанных объектов... толкнула дверь, за которой прятался неожиданно приглушённый жёлтый свет и толпа артистов с озверевшими глазами. Микрофон из моих дрогнувших рук тут же выдернули, запихнули меня, пошатывающуюся, внутрь и захлопнули дверь. Расступились, освобождая три ступени, ведущие к спасительному полу. Теперь тяжело дыша и озираясь, я стряхнула со ступней туфли, подобрала и на ноющих босых ногах, потопала мимо чужих плывущих лиц. Вошла в узкий коридор с вишнёвым колючим ковром и облокотилась спиной о ледяную стену…

Голова кружилась, желудок стонал от голода, сердцебиение раздавалось в висках и больно давило на грудь: я будто не выступала, а удирала от маньяка-потрошителя. Удрала… И вот настало время расслабиться. Но вместо этого всё, что удалось — навострить настрадавшиеся уши. Там из-за стенки приглушённо, но достаточно громко бил по башке духовой оркестр и… изгалялся

дурацкий Соколов! Пока он то щебетал, то бархатно мурлыкал, я почему-то решила, что уже достаточно пришла в себя и, мотыляясь, двинулась в глубь коридора в поисках двери в зал. Мне нужно было увидеть, с каким лицом он безукоризненно отпоёт, зная, что едва не вывел меня из игры!

Я, позабыв о холоде, тащила с собой туфли и обессиленно дёргала за ручки встречающихся на пути створок. Все они были заперты — кроме самой дальней. Через неё-то, пришибленная, я и ввалилась с конца зала уже ближе под грандиозное завершение «Feeling good».

Соколов отплясывал, размахивая ладонью, и упоённо шпарил мелизмы*. Его блестящий открытый взгляд обхватывал всех и сразу, костюмчик сидел, как надо, и улыбка у паршивца не сходила с губ. Придержавшись за спинку одного из свободных кресел, я нацепила туфли, тут же сдавившие отёкшие ноги, и под визг дудок стала обходить зал через дальние ряды. Даша сидела с противоположной стороны, наверняка снимала Кирилла! А он всё старался, надрывался, заключив сцену в заложники.

Те отвыступавшие везунчики, что давно расслаблялись в зале, не сводили с Соколова глаз. Ну а я сильно торопилась присесть, мелькая перед их лицами: будто боялась не донести обмякающее на ходу тело. Ведь помимо усталости, страха перед ещё неизвестным вердиктом жюри, на этом конкурсе не выставляющим оценки в открытую, я унесла с собой из-за кулис нечто ну очень назойливое и досаждающее!

На пятом левом ряду показалась коротко стриженная сиреневая голова. Я стала подгребать к Ковалёвой в ускоренном темпе, морщась из-за разрезающего зал столпа мужественного голоса. Присогнувшись, свернула между кресел и спинок, прижалась к последним, чтобы пробраться через девушку, певшую в начале блока. Она мотнула головой, чтобы не терять Соколова из виду: а когда я перешагнула через её ноги, пожалела, что их не отдавила: вокалистка смотрела на Кирилла, разинув рот. Знали бы, чем промышляет за кулисами сладкоголосый махинатор!..

Фыркнув, я снова нагнулась, засеменила на носочках. Наконец-то, добралась до лыбящейся Даши, держащей, как я и думала, камеру. Протянула руку к её плечу, обессиленно опустилась на соседнее кресло, чувствуя, что расплескала по пути к мягенькому расслабляющему сидению слишком много желчи…

— Feeling so… goo-o-o-o-o-o-od! — серьёзно?! В этот же момент Соколов заголосил последнюю ноту.

Резко увёл микрофон и поклонился.

???

— Лауреат третьей степени! Лауреат третьей степени! Лауреат третьей степени! Лауреат тре...

— Да мы поняли! — рыкнул на меня Соколов, устало улыбнувшись. — Хватит визжать.

— АААААААААААА! МАМА БУДЕТ В ШОКЕ!

Я напрыгнула Дашу и Рому, вернувшихся с круглого стола спустя почти два часа, и придушила их за шеи в агрессивно-счастливых объятиях.

— Поздравляю, Ра!

— Эх… чтоб я на своём первом конкурсе, да сразу взял лауреата! — вздохнул усач и похлопал меня по спине ладонью, сжимающей стопку наших дипломов. — На, забирай… Ребят, а по поводу кубков, нам сказали, что их в течение недели пришлют на адрес Надин Дмитриевны…

В моих руках оказался «документ». На жёстком картоне, усыпанном подписями, важными фамилиями, регалиями и печатями в окаймлении узорчатой рамки, действительно было написано: ВАСНЕЦОВА РЕГИНА. ЛАУРЕАТ III СТЕПЕНИ!

Муахахаха!

— Третья степень – это почти дипломант. А дипломант – ниже среднего, — улучив на себе мой широко распахнутый взгляд, равнодушно проронил Соколов.

— М-м. Спасибо за поздравления, — радостно шикнула я. — А твой лауреат первой степени – это почти как лауреат второй?