В джазе только хулиганы
Шрифт:
Надин посмеялась, потягиваясь на диване.
— Да что ты говоришь? Может, они уже оглохли?
— Или съехали, — важно вмешался Соколов, неспешно зашнуровывающий кроссовки на корточках.
А тебя вообще не спрашивали!
— Ты чего уши греешь? — правильно, Надин Дмитриевна, так его! — Ты же на работу опаздываешь.
— Опаздываю… До свидания! — буркнул Кирилл.
Проверил в кармане брюк телефон, флэшку, достал ключи, видимо от машины и, окатив меня на прощание пробирающим взглядом, вылетел из кабинета.
???
— Включай свои несчастные песни, Регина. Распевайся
Меня подпустят к кабинетному микрофону?! Подождите… А как?
— Тоже на дорожке? — выпучила я глаза.
— Нет! Дорожка – для повышения сложности упражнений! Чтобы ты училась петь и одновременно двигаться! Или ты хочешь удивлять меня дрожащим голосом после лета?
Ах вот оно что… я отрицательно мотнула головой.
Занятие началось с любимой губной трели. Первые в списке стояли русские песни: «Лететь по белому свету», «Медленно», «Так же как все». Я скинула тапки и вышагивала по шершавой поверхности, пытаясь поспеть за темпом и удержать звук. Когда началась лирика — «Stay»* — Надин Дмитриевна подкралась ко мне со спины и прибавила скорость дорожки на несколько единиц. Уф…
Она ходила по кабинету, скрестив руки за спиной, и пугающе вслушивалась. Когда музыка стихала, не ленилась возвращаться к ноутбуку, чтобы переключить песню вручную вместо того, чтобы поставить авторежим.
— Что там у тебя следующее?
— Давайте тоже Рианну… Te Amo.
И минут через двадцать я действительно подзахохлась. Начала пропускать продолжительные куски и не дотягивать окончания, хватая воздух ртом. В лёгких начинало пожигать…
— Ну всё-всё, отдохни, — раздался тихий писк.
Надин Дмитриевна отключила дорожку.
Никаких комментариев, замечаний или угроз не последовало. Преподавательница, задумчиво теребя в ухе жемчужную серёжку, подошла к пульту. Отодвинула ящик стола и выудила из него круглую шоколадную конфету, при виде которой я, тяжело дышащая, не могла думать ни о чём, кроме Соколова... возможно, поэтому я до сих пор и придерживалась диеты от сладкого!
Надин уложила её себе в рот и замерла у окна. За стеклом зелёные макушки деревьев успокаивающе качались на ветру. Клочками они уже были желтоватые, а на улице наверняка слышался приятный шелест. У нас же — полная тишина, не считая моих усталых вздохов.
И кажется, только сейчас я пришла в себя после показательного выступления Кирилла… хотелось разузнать поподробнее — но только за глаза!
— Круто вы придумали с дорожкой, — я опустила руки на поручни, стараясь выровнять дыхание.
Хм. Что-то Надин Дмитриевна не расплылась в улыбке от комплимента.
— Это старый трюк. И не моего авторства. Можешь всем хвастаться, что обучаешься, как сама Мадонна.
— Ого, — она обернулась ко мне в анфас, и её алые губы дрогнули. Кажется, за первое занятие я ещё не успела пробить дно преподавательского терпения, а кроме как подшучиваниями, она не привыкла со мной контактировать… Стало даже как-то неловко выдерживать тишину. Но у меня уже нашлась
Надин усмехнулась.
— Это джазовый стандарт.
— Стандарт?
— Да. Так называются легендарные джазовые композиции. Некоторые из них были придуманы ещё в двадцатые года прошлого века.
Вау! А звучало стильно…
— И… Кирилл поёт только джаз? Больше ничего другого?
Надин удивлённо приоткрыла рот.
— Что значит «ничего другого»? Джаз — музыка для избранных ушей и голосов. И те, кто умеет петь джаз, умеет петь всё!
— Ого, даже оперу? — хохотнула я.
Она нахмурилась. Посмотрела на меня с упрёком, как умела, но, проигнорировав шутку, вдруг спесиво ухмыльнулась.
— Чтобы петь джаз, Регина, нужен потрясающий слух. Особая отточенная техника, сумасшедшее легато, определённый тембр голоса… способность сочинять свои мелодии буквально на ходу! В конце концов математический склад ума…
— А это ещё зачем? Где музыка, а где математика?
Надин беззлобно закатила глаза. Кажется, ей было приятно получать вопросы на «возвышенную» тему. А мне — до чёртиков любопытно, почему же Соколов так умопомрачительно звучал!
— Про существование сольфеджио ты, конечно же, не слышала… Понимаешь, в джазе нужно петь синкопами. Не в сильные доли, а в слабые. Чувствовать полиритмию – это тебе не ровные четвертные! Это сочетание сразу нескольких ритмических рисунков.
Я выпучила глаза, обессиленно облокотившись о ручки дорожки.
— Так бывает?
— О-о-о, бывает! Просто ты привыкла петь попсу, а там всё устроено элементарно: вступаешь одновременно с барабанной бочкой и шарашишь до конца… Только рот держи круглым всё время, и будет тебе счастье… А тут наоборот: вступить нужно из-за такта и следующий акцент оставить уже после бочки. Это настолько сложно, что люди предпочитают петь и слушать однотипную хрень, чтобы не вникать лишний раз, — ещё раз спасибо от лица всех слушателей поп жанра за обкаканные вкусы на музыку. — К тому же в попсе принято петь все строки одинаковыми длительностями. А джазовая песня, как конструктор, может состоять из совершенно различных по продолжительности фраз. Они дополняют друг друга и складываются в единую ритмическую фигуру. Это гигантский простор для фантазии... Настолько гигантский, что эстрадников это пугает.
Таких, как я…
Объяснения действительно звучали отталкивающе и внушали трепет. Что же мне, при виде Соколова теперь в ноги кланяться?! Я и не знала, что за его вокалом скрывалось столько нюансов… Он пел невозможно красиво, но это выглядело так, будто ему напускной фарс ничего не стоил. Да потому что Соколов таким родился!
Но, оказывается, это было ещё не всё…
— Ну и, естественно, джаз не был бы джазом без свинга!
— Что такое свинг? — Надин Дмитриевна, как вам не стыдно?!