В финале Джон умрет
Шрифт:
Арни ждал, что я продолжу. Я молчал.
Вдруг я понял, как сложно будет рассказать следующую часть истории. Я думал, что мне станет лучше, если кто–нибудь обо всем узнает. Но следующий эпизод больше всего походил на исповедь.
Я вышел из машины и направился к бетонному пандусу, который должен был стать погрузочной площадкой мертворожденного торгового центра. Дверь со стороны Арни щелкнула, затем хлопнула, и я понял, что он идет за мной.
— В городе жила девушка, — сказал я. — В прошлом году она исчезла. Эта история не произвела большого шума, но информация
— Сейчас угадаю: вы последний, кто общался с этой девушкой.
Я промолчал, забрался по пандусу и подошел к дверному порогу. На пороге меня встретил знакомый запах плесени и мочи.
Оторвав полоску желтой полицейской ленты, я зашел в прохладный мрак.
— Конечно, вам может показаться, что это полный бред…
Глава 10 ПРОПАВШАЯ ДЕВУШКА
Летом, через год после того случая с Векслером, я понял, что за мной следят через телевизор.
Я чувствовал это так же, как вы чувствуете, что кто–то смотрит вам в спину. С экрана за мной следила пара глаз. Я старался не обращать на это внимания, убеждая себя втом, что никому не интересно тайком наблюдать за молодым человеком двадцати трех лет, который день за днем сидит на диване и поедает буррито с фасолью из «Тако белл» (восемьдесят центов штука, два буррито и «кола» за три бакса). Но, конечно, я понимал, что это не так. Очевидно, в этот период у кого–то были все причины наблюдать за мной — не считая возможности полюбоваться на мои идеальные ягодицы, которые не хуже, чем у статуи Давида.
Однажды вечером, когда по «Хистори чэннел» показывали документальный фильм «Десять самых опасных боевых кораблей» или какую–то другую фигню, я отвернулся от телевизора, пошел к зеркалу, висевшему на противоположной стене комнаты, чтобы провести пару раз щеткой по спутанным волосам, и замер.
В зеркале, за плечом, я увидел телеэкран.
Лицо.
Лицо странной формы, и черты человеческие, но не совсем. Лицо Майкла Джексона, лицо–маска. Глаза слишком большие, нос не совсем в центре. Оно смотрело мне в спину.
Я повернулся к телевизору, с ужасом втягивая воздух сквозь сжатые зубы. Щетка полетела прочь.
На экране в клубах дыма шел ко дну «Бисмарк».
Наверное, в этот момент большинство заподозрило бы у себя расстройство психики. Ну и что? В наше время это означает, что тебя заставят пройти пару тестов и выпишут лекарство. Делов–то. Нет, я боялся, что кто–то действительно следит за мной из долбаного телека.
Я рассказал об этом Джону, и он, как и подобает настоящему другу, немедленно приехал ко мне. С полчаса мы материли телевизор, потом Джон спустил штаны и прижал к экрану яйца. Мой друг сказал, что мне нужно жить как ни в чем не бывало, что я расстроен из–за Дженнифер, которая за последние пол года уходила от меня дважды. Он сказал, что мне нужно отдохнуть. Потом мы выпили и до утра играли в хоккей на «Playstation».
Последующие несколько недель прошли точно так же: я мало спал, много пил и слишком много играл в хоккей на приставке. Ситуация начала выходить из–под контроля. Вскоре мы уже играли без вратарей, с шестью полевыми игроками в команде, так что матч мог закончиться со счетом 74:68. А когда наконец мы сыграли за одну и ту же команду («Ред уингз») против тупого компьютера и сделали его со счетом 126:0, я понял, что опустился на самое дно.
Кроме того, я знал, что за мной продолжают наблюдать. Этот плохой знак означал, что мир снова пришел в движение и что мне снова нужно выкинуть дурь из головы.
Я выбросил пустые бутылки побрился и даже подумал о Том, чтобы убраться в доме. Я снова начал гладить рубашки. Кто–то прислал мне бутылочку якобы со святой водой, и я поставил ее на тумбочку, а над входом повесил распятие, купленное на гаражной распродаже.
После Рождества начался кошмар.
Конец настал в пятницу, когда я вернулся домой с работы. Стоял страшный мороз, и моя машина едва пробиралась сквозь сильнейший буран. Казалось, что у Бога взорвалась машина для изготовления льда, засыпав мир своим содержимым.
Я протиснулся в дверь. На кожаном пальто таяли снежинки, а на теле выступил пот, словно при лихорадке организм приспосабливался к разнице в пятьдесят градусов между домом и уличным холодом. Ветер сменился, и весь дом заскрипел; по стеклам застучали льдинки.
Я только что закончил кошмарную, душераздирающую шестнадцатичасовую смену в «Уолли», дыре по прокату видеокассет. Девочка, которая должна была работать ночью, заявила, что не может выехать из дома из–за метели, и попросила меня подменить ее. Сказала, что в большом долгу передо мной и что если мне что–нибудь понадобится, то она выполнит любую — любую — мою просьбу. Думаю, она соврала. Но я собрался с силами и провел тысячу минут в магазине без единого клиента, в мертвой тишине, борясь с усталостью и желанием избить коллег до полусмерти. Теперь мне хотелось поскорее обсохнуть и свернуться клубочком…
То, что я увидел краем глаза, заставило меня остановиться на полумысли. Я отклонился и заглянул через приоткрытую дверь в спальню.
Ящик тумбочки был выдвинут.
Ящик, в котором я хранил пистолет.
Мои ягодицы сжались так сильно, что между ними не проскочил бы даже луч света. Я попытался услышать грабителя. Мертвая тишина. Я тихо шагнул вперед, подумав о том, удастся ли мне при необходимости изобразить что–нибудь из кунфу. В одном фильме Арнольд Шварценеггер убил человека, свернув ему шею. Интересно, это сложно? Много ли нужно для этого тренироваться?
На Рождество Джон подарил мне экземпляр Корана с полостью внутри, и я хранил пистолет в этом томике. Сейчас большая книга лежала на кровати — раскрытая и без пистолета внутри. Все остальное было не тронуто.
Грабитель раскрыл Коран, чтобы проверить, нет ли в нем пистолета.
Я понял, что имею дело с настоящим подонком.
Оглядываясь по сторонам, я осторожно зашел в спальню. Никого. Заглянул под кровать. От простыней все еще пахло девушкой — несмотря на то, что последний раз я спал с Дженнифер несколько месяцев назад. Возможно, мне просто почудилось.