В городе Ю. (Повести и рассказы)
Шрифт:
— Но-но! — испуганно отстраняясь, рявкнул он. Действительно… «при исполнении»! Пока чудо не растаяло, надо «таять» самому.
— Спасибо! — уже на пороге сказал я… Но — кому?!
Потом, покидая эти места — увы, на поезде, а не на машине — и слегка уже приустав, я размышлял о происшедшем: а было ли что-то? Что же необыкновенного в том, что в этих местах, где бродили еще наши гены, встретился мой «буквальный» близнец?.. Да — но в какой момент!
Потом, уже ночью, в вагоне, я думал: какой все-таки ехидный старикашка —
…Да нет, уже под утро понял я, все правильно! Чудеса не бывают неточными — и это точное. Я бы сам морщился от пошлости и ненатуральности, если бы, скажем, умильные пейзане встречали меня на границе области сочными дарами. Я бы узлом завязался от стыда! А так все правильно — получил помощь в несколько иронической, издевательской форме,— в духе моего теперешнего характера! Не целлулоидного же мишку класть в изголовье моей постели?
А так ясно,— он меня видит, причем именно меня, а не кого-то вообще!
…Но до этих благостных размышлений в поезде произошло немало мытарств.
Транзистора для моего электронного зажигания Платон, конечно же, не достал (да и мог ли и, главное, пытался ли достать? Большой вопрос!). И вообще все оставшееся время он был со мной крайне суров, даже не поблагодарил за гнилые помидоры, которые я добыл с таким трудом. Ну и правильно, наверное… А что бы я хотел? Чтобы он носил меня в сортир на руках? Я бы и сам не согласился!
Зато он охотно отбуксировал на своей «ниве» мою колымагу до железнодорожной станции — это я, думаю, важнее сладких слов и слезливых объятий.
В товарном тупике по наклонным рельсам мы вкатили мой драндулет на открытую платформу. Распорядителем почему-то был заика, от которого невозможно было даже добиться: точно ли в Ленинград пойдет эта платформа?
— В Л-Ленинград, а к-куда же ее? — несколько неуверенно говорил он.
Как будто бы мало у нас городов.
Безуспешными были и мои попытки хоть как-то прикрыть машину каким-то брезентом — такие речи всеми встречались просто с изумлением: что значит это слово — брезент?
— А они нарошно так сделали, шоб нихде ничего не було! — усмехнулся Платон. После чего, крепко пожав мне руку, он убыл.
Осталось ли у меня о нем плохое впечатление? Да я бы не сказал. Все-таки какой-то блеск разума в общем море хаоса его украшал.
Полоса безумия и бесчеловечности началась позже. Когда должна была поехать моя машина (на платформе), никто не знал. Да и двинется ли она отсюда вообще? Какая-то квитанция, размером с трамвайный билет, которую мне выдали вместо машины и уплаченных денег, беспокоила меня. Выдадут ли мне по ней машину? Не очень что-то похоже!
Билет для себя я достал лишь на послезавтра… Не возвращаться же на это время к Платону! Придется ночевать на вокзале. Но оказалось, что и эта фраза,
— Но почему же?! — воскликнул я, когда она «срезала» наш ряд.
— Позвольте не вступать с вами в полемику,— проговорила она.— Это вокзал! Учреждение, а не ночлежный дом! У себя же в учреждении вы не остаетесь ночевать?
Одна не особенно крупная женщина выгнала в ночь, на холод несколько сот человек!
Новый, элегантный, стеклянный и, главное, абсолютно пустой и чистый вокзал сверкал перед нами, как хрустальная люстра. С дорожной свалки, из зарослей полыни мы смотрели на это сияние, как волки на костер, и почти что выли. От холода, от комаров и, главное, от отчаяния! Неужели же теперь всегда будет только так?!
Часов в семь утра, потеряв все человеческое, мы, отталкивая друг друга, ломились в милостиво открытые двери. Главное было — захватить кресло, «не заметив» или оттолкнув устремившуюся на это же место старушку. Когда наконец все, кто сумел, расселись по сиденьям и попытались погрузиться в сладкую дремоту, из кабинета вышла та же неумолимая женщина и начала, методично обходя ряды, поочередно встряхивать задремавших:
— Просыпайтесь! Спать на вокзале не полагается! Сидите, пожалуйста, прямо!
Я, не отрываясь, смотрел на нее: может, я все же заснул и это ужасный сон? Да нет… уж больно это похоже на нынешнюю реальность! Ну, а где же хотя бы дуновение разума, доброты? Неужели это исчезло навсегда и Всевышний навсегда прекратил свою деятельность? Видимо, так!
Все же, не выдержав, я вскочил (безнадежно, конечно, потеряв свое место!) и пошел куда-то по длинным служебным коридорам… Вот дверь с табличкой «Начальник вокзала». Может, он поймет или хотя бы что-то почувствует?!
— Ну, подумайте сами, вы же интеллигентный человек,— что будет, если оставлять ночевать? Тут же будут жить неделями!
— А выгонять в ночь на холод?!
— Таковы инструкции.
«Зачем все они? По-моему, достаточно лишь одной инструкции — не быть сволочью и идиотом!»
…Это я лишь подумал, глядя в его оловянные глаза, но, конечно же, не сказал!
— А не скажете, как ваша фамилия? — вместо этого проговорил я.
— Она написана на дверях кабинета,— холодно (вопрос был характерен для неинтеллигентного посетителя!) произнес он и склонился над бумагами, в которых, видимо, было сказано, как окончательно довести все дело до ручки.