В клетке
Шрифт:
– Послушайте, право же, вам не надо уходить! – вырвалось у него наконец.
– Вы хотите сказать, уходить из конторы Кокера?
– Да, вы должны оставаться там, что бы ни случилось, и кое-кому помочь.
Некоторое время она молчала – отчасти потому, что ей было странно видеть, что он так озабочен ее судьбой, как будто все это действительно могло иметь для него значение, и что ответ ее в самом деле его тревожит.
– Так, значит, вы поняли до конца все, что я пыталась сделать? – спросила она.
– Конечно, для чего же я и кинулся к вам, когда вас увидел, как не для того, чтобы поблагодарить вас?
– Да, вы так и сказали.
– А вы что, мне не верите?
Она на мгновение взглянула на его руку, по-прежнему лежавшую на ее руке; заметив этот взгляд, он тут же ее отдернул и с какой-то тревогою скрестил обе свои на груди. Оставив его вопрос без ответа, она продолжала:
– А вы когда-нибудь обо мне говорили?
– Говорил о вас?
– Ну о том, что я работаю там… что все знаю и еще что-то в этом роде.
– Никогда, ни одной душе! – воскликнул он.
От волнения у нее сдавило горло; последовала еще одна пауза; потом она снова вернулась к тому, о чем он ее только что спрашивал.
– Да, я убеждена, что вам это нравится, то, что вы всегда можете найти меня там и что дела у нас идут так легко и слаженно. Если только вообще они куда-то идут, а не стоят на месте, – засмеялась она. – Но если даже и так, то почти всегда на каком-нибудь интересном месте!
Он собирался сказать что-то в ответ, но она опередила его и весело и просто воскликнула:
– Вам хочется в жизни очень многого, много комфорта, и слуг, и роскоши – вы хотите, чтобы жизнь была для вас как можно приятнее. Поэтому, насколько в силах некоего лица способствовать тому, чтобы
это было так…
Она повернулась к нему с улыбкой, как будто что-то соображая.
– Послушайте, послушайте! – Все это его очень забавляло. – Ну и что же тогда? – спросил он словно для того, чтобы доставить ей удовольствие.
– Ну так означенное лицо должно действовать исправно, мы должны так или иначе это для вас наладить.
Откинув голову назад, он расхохотался; его это действительно веселило.
– Ну да, так или иначе!
– Что же, думается, каждый из нас что-то делает, не правда ли? Каждый по-своему и в меру своих ограниченных способностей. Мне, во всяком случае, радостно думать, что вы этому рады; уверяю вас, я делаю все, что только в моих силах.
– Вы делаете больше, чем кто бы то ни было! – Он зажег спичку, чтобы закурить еще одну сигарету, и пламя осветило на миг завершенную красоту его лица, умножавшего приветливою улыбкой признательность, которую оно излучало.
– Знаете, вы удивительно умны; вы умнее, умнее, умнее!… – Он едва не произнес что-то ни с чем не сообразное; но потом, пустив клубы дыма и резким движением повернувшись на скамейке, умолк.
17
Несмотря на его недомолвку, а может быть, как раз по этой причине девушка почувствовала, что фигура леди Бредин, имени которой он едва не изрек, выросла вдруг перед ними, и с ее стороны было уже явным притворством, когда, выждав немного, она спросила:
– Умнее кого?
– Знаете, если бы я только не боялся, что вы сочтете меня краснобаем, я бы сказал – умнее всех! А если вы уйдете из вашей конторы, то где же вы тогда будете работать? – спросил он уже более серьезным тоном.
– О, это будет так далеко, что вам меня не найти!
– Я вас найду везде.
Это было сказано настолько более решительно, чем все предыдущее, что истолковать его слова иначе она не могла. «Я готова все для вас сделать! Я готова все для вас сделать!» – повторяла она. Она чувствовала, что все уже сказано, так могло ли иметь значение, добавит она что-нибудь или нет? Поэтому достаточно было одного пустячного замечания, чтобы великодушно избавить его от неловкости, в которую повергал этот торжественный тон его или ее слов. – Конечно же, вам, должно быть, приятно думать, что около вас есть люди с такими чувствами.
Он, однако, сразу не отозвался на эти слова; он только глядел куда-то в сторону и курил.
– Но вообще-то вы ведь не собираетесь менять, профессию? – спросил он наконец. – Вы по-прежнему будете работать в одной из почтовых контор?
– Да, по-моему, у меня есть к этому способности.
– Еще бы! Кто же может с вами сравниться! – Тут он повернулся к ней снова. – А что, переход на новое место дает вам большие преимущества?
– На окраине квартиры дешевле. Я ведь живу с матерью. Нам нужны комнаты попросторнее; и притом есть одно определенное место, которое удобно мне по особым соображениям.
Он задумался:
– А где же это?
– О, вам это совсем не по дороге. У вас не хватит времени ехать так далеко.
– Но я же вам сказал, что приеду куда угодно. Вы что, мне не верите?
– Да, раз-другой. А потом увидите, что вам это не подходит.
Он курил и думал; чуть потянувшись и выставив вперед ноги, постарался устроиться поудобнее.
– Да, да, я верю всему, что вы говорите. Я все принимаю, в этом есть что-то необыкновенное.
Ее, разумеется, поразило – и к чувству этому почти не примешивалось никакой горечи, – что, позволив себе вести себя с ним так, как будто он был ее давним другом, стараясь все для него уладить и оказать ему то единственное благодеяние, какое ей было под силу, она становится в его глазах необыкновенной.
– Не уезжайте, не уезжайте! – продолжал он. – Мне будет так ужасно вас не хватать!
– Так, выходит, с вашей стороны это вполне определенная просьба? – О, как ей хотелось, чтобы к словам ее не примешивалось никакой жесткости, чтобы это не походило на то, что она торгуется с ним! Ей это должно было достаться совсем легко, ибо, в сущности, что же она от всего этого выгадывала? И прежде, чем он успел ответить, она добавила: – Уж если говорить все до конца, то я должна вам сказать, что в работе у Кокера кое-что особенно меня привлекает. Туда приходят все люди вашего круга. Мне нравятся все эти ужасы.