В колыбели с голодной крысой
Шрифт:
– Да, – ответил он после некоторой заминки. Взгляд его сделался жестче и холоднее, он явно недоумевал, что я здесь делаю.
– Не слишком-то блестяще написано, конечно, – сказал я, – но можно надеяться, что после окончания колледжа она сможет работать репортером в “Путеводной звезде”.
– Боюсь, я не пони... – сказал он.
– Он сошел с ума, – пояснила Сондра. – Он явился сюда, чтобы выразить свой гнев из-за того, что я его предала.
Он отступил, освобождая мне проход, и сказал:
– Думаю, вам лучше уйти.
– Конечно, сэр. – Я прошел мимо него, затем обернулся и сказал:
– Мне жаль. Но когда я вернусь в колледж, мне придется рассказать мистеру
– Одну минутку, – остановил он меня, пытливо разглядывая мое лицо. – Вы действительно учитесь в Монекийском колледже?
– Конечно. Разве вам Сондра не сказала?
Он взглянул на дочь, и та поспешно отозвалась:
– Наверно, учится. Я иногда его там встречала.
– Признаюсь, я ничего не понимаю. Вы уже окончили колледж?
– Нет, у меня полугодовая практика, точно так же, как у Сондры.
– В этом, в профсоюзе?
– Это достойная работа, мистер Флейш. Мы не продаем марихуану в школьных дворах. Это намного более почтенная и честная работа, чем та, которую проделала со мной ваша дочь, или работа, которую я испытал на себе в вашем полицейском департаменте.
– Я думаю, нам стоит поговорить. У вас есть время?
– Да, есть.
– Вернемся в гостиную. Нет, Сондра, ты лучше останься.
– У меня много других дел.
– Я хочу, чтобы ты это тоже слышала, – строго сказал он дочери и, уже обращаясь ко мне, любезно добавил:
– Присядьте, пожалуйста. Я вернусь через минуту. Мне надо вам кое-что показать.
– Хорошо.
Мы сидели, храня враждебное молчание, не глядя друг на друга. Я поднял часть газеты со статьей и свернул ее.
– Возьму на всякий случай... для доктора Ридмена. – Я положил газету в карман.
Она глядела на меня злобно, с презрением.
– Почему бы тебе не пойти к чертям? – прошипела она и отвернулась к окну.
Мистер Флейш вернулся с огромной картонной папкой, опоясанной резинкой.
– Не думаю, что вы слишком много знаете о профсоюзе, в котором работаете, молодой человек, – сказал он. – Когда я только вступил на свой нынешний пост, я узнал о том, что когда-то АСИТПКР пытался организовать здесь местное отделение. У меня было предчувствие, что теперь, когда на фабрике сменилось руководство, они предпримут вторую попытку, и поэтому собирал вырезки из газет – все об АСИТПКР. Думаю, вам полезно посмотреть их. – Он снял резинку, открыл папку и протянул ее мне, говоря:
– Они здесь все вперемешку, не в хронологическом порядке.
– Спасибо. – Я взял у него папку и начал читать, а он сидел напротив меня, сложив руки на коленях.
Большинство статей касалось всевозможных расследований комиссий конгресса по делам профсоюзов. В этих расследованиях основное место занимали люди, подобные Джимми Хоффе и Дэйву Беку, но от внимания комиссий конгресса не ускользнули и другие профсоюзы, в том числе и АСИТПКР. В залах, защищенных депутатским иммунитетом, руководство АСИТПКР обвиняли в незаконном использовании средств фонда государственного пособия и членских взносов. Отмечалось, что в нескольких местных отделениях таких крупных городов, как Нью-Йорк и Чикаго, работали люди с криминальным прошлым. Во многих местных отделениях выборы были фальсифицированы, их результаты оказались подтасованными. По меньшей мере трое служащих из местных отделений продолжали получать зарплату в профсоюзе, в то время как они отбывали срок в тюрьме – двое за азартные игры, а один – в Детройте – за контрабанду. Все три случая имели место в конце сороковых годов, из них самый последний – в 1949 году. В редакционной статье газеты, выходящей на Юге, – почти все вырезки были из газет, издающихся в восьми самых южных штатах, – утверждалось: “АСИТПКР в некотором смысле более опасны, чем Хоффы или Торио, потому что они безлики. Среди их руководства нет таких “гениев зла”, как Бек – Хоффа – Торио, которых можно выявить и изгнать. АСИТПКР руководит бездарный комитет из двенадцати членов, каждый из которых, возможно, так же продажен и корыстен, как любой другой из руководящей рабочим движением верхушки. Их количество обеспечивает им своего рода анонимность, а значит, и защиту от общественного мнения. Невозможно вычленить лицо, которое можно было бы призвать к ответственности перед судом общественности, чтобы по-настоящему очистить рабочее движение, следует прежде всего разогнать это нечестивое объединение”.
Я прочитал все вырезки и посмотрел на мистера Флейша.
– Тенденциозная подборка, не так ли?
– О, конечно. Профсоюз имеет возможность сколько угодно говорить о фактах, свидетельствующих в его пользу. А у вас в руках мои контраргументы.
– Здесь содержатся обвинения двух видов, – сказал я, постучав по папке. – Доказанные и предъявленные. Доказанные обвинения были пяти – десятилетней давности и связаны со слушаниями парламентской комиссии. Предъявленные обвинения, не получившие подтверждения, видимо, более поздние по времени. Но я не вижу ни одной вырезки об обвинительных актах, слушаниях в судах и вердиктах. Просто голословные обвинения на слушаниях комиссий конгресса.
Флейш сдержанно улыбнулся.
– В руководстве АСИТПКР – умные люди, – сказал он. – Они очень умело заметают свои следы.
– Из имеющихся здесь материалов следует, – продолжал я, – что АСИТПКР уже очистил свои ряды, избавился от криминальных элементов и так далее. Но я не вижу ни одного доказательства, что они лгут.
– Как я уже говорил, – сказал он, – они очень умело заметают следы.
Я покачал головой:
– Мне жаль, но я не вижу никаких подтверждений вашим словами. Вы собрали все, что только можно было, для подтверждения своей точки зрения из враждебно настроенной прессы, но все еще не доказали своей правоты. Не существует профсоюза, где изредка не приходится выметать мусор из избы.
– Я полагаю, – сказал он, – что вступление в АСИТПКР не в интересах наших рабочих.
– Почему бы не дать им возможность самим решить? Ведь есть же метод, называемый Демократией.
– Откровенно говоря, я предпочитал бы не рисковать. Я еще относительно новая метла здесь. Я не ношу фамилию Макинтайр. Для некоторых фамилия Флейш звучит вполне по-еврейски, хотя я и немец. Дело в том, что мне пока не удалось завоевать такого безоговорочного доверия рабочих, каким пользовался Макинтайр.
Я вспомнил письмо Гамильтона, подписи рабочих и статистику Уолтера.
– Охотно верю, – сказал я.
Он жестом руки попросил выслушать его до конца.
– Одну минуточку. Пытаясь объяснить вам ситуацию, я отступил от своего правила. Вы молоды, неопытны, вы были вовлечены в эту историю, не понимая, что происходит. Я хочу, чтобы вы узнали и мою точку зрения – и Сондры тоже, – и я хочу попытаться объяснить вам, что в конечном итоге, возможно, вы оказались не на стороне ангелов.
Я снова постучал по папке:
– Даже если априори считать, что все здесь сказанное верно, – в чем я сомневаюсь, – но даже если это так, то какова альтернатива? Что со своей стороны можете предложить вы? Ваше дело – это подкупить местную полицию, чтобы она выполняла ваши распоряжения...