В краю лесов
Шрифт:
– Почему незачем?
– Потому что у вас сейчас лицо, какое, наверно, было у Моисея, когда он спустился с Синая[9].
– Как вам не стыдно кощунствовать, Джайлс Уинтерборн!
– покраснев, возмутилась Грейс.
– А зачем вы обожествляете эту породу людей? Впрочем, не сердитесь; я не хотел вас задеть. Как вам показались Хинток-хаус и хозяйка?
– О, они чудесные. Ведь я с детства не была в усадьбе. Тогда ее, помните, еще сдавал и - до того, как она перешла к покойному супругу миссис Чармонд. А миссис Чармонд просто обворожительна!
Тут взгляд Грейс
– Она пробыла здесь всего месяц или два, но не хочет оставаться дольше; она говорит, что здесь скучно, а в доме зимой сыро. Она собирается за границу. И представьте себе, приглашает меня с собой.
Лицо Джайлса окаменело.
– Вот как? Зачем? Впрочем, я напрасно вас задерживаю. Эй, Роберт! крикнул он появившейся в отдалении растрепанной фигуре.
– Поработай за меня, я сейчас вернусь.
– Слушаюсь, сэр, слушаюсь.
– Дело в том, - пояснила Грейс, когда они продолжили путь вдвоем, - что у миссис Чармонд есть очаровательная склонность - она записывает путевые впечатления, как Александр Дюма, и Мери, и Стерн[10], и другие. Только самой ей это очень утомительно.
– И Грейс посвятила Джайлса в замысел миссис Чармонд.
– Я нахожу, что стиль Мери подойдет ей лучше всего, его перу свойственны та же мягкость, полнота чувства и великолепие, что и у миссис Чармонд, задумчиво добавила Грейс.
– Неужели!
– с шутливым благоговением отозвался Уинтерборн.
– Вы и впредь будете расточать свою ученость, мисс Грейс Мелбери?
– О, я не хотела, - с раскаянием сказала она, заглядывая ему в глаза. Что до меня лично, то я французских книг не терплю. Я люблю наш милый старый Хинток и его жителей в сто раз больше, чем весь континент. Но самый замысел миссис Чармонд - разве он не прелестен?
– Затея неплохая, - смягчился Уинтерборн, - но вы ведь опять нас покинете.
– Совсем ненадолго. Мы возвратимся в мае.
– Ну что ж, мисс Мелбери, пусть решит ваш отец.
Уинтерборн проводил Грейс почти до калитки. У него не повернулся язык пригласить ее на рождественский вечер, хотя он только о том и думал весь день, дожидаясь ее у дороги, - такой убогой и неуклюжей показалась ему мысль о домашней вечеринке, по-деревенски старомодной и простодушной, по сравнению с возвышенным складом речей и помыслов Грейс. Едва за ней затворилась дверь, Уинтерборн побрел обратно, не в силах отделаться от предчувствия, что затея с вечеринкой вряд ли приведет к чему-нибудь путному. Сегодняшний визит Грейс в поместье не сулил ему ничего доброго. Девушка, которая вхожа в Хинток-хаус, на дружеской ноге с его хозяйкой, которая и говорит-то, как она, и одевается не хуже, - такая девушка не пойдет за него, простого фермера, сажающего елочки, как бы хорошо он их ни сажал.
– И все же сердце у нее доброе, - думал он, вспоминая ее слова о Хинтоке, - надо поговорить с ней начистоту, а там будь что будет.
Добравшись до участка с посадками, он обнаружил, что Марти уже там, и, отпустив Кридла, молча принялся за работу.
– Как вы думаете, Марти, - наконец проговорил он, глядя на ее вытянутую окоченевшую руку с багровыми
– Какая вечеринка, с танцами?
– Надо думать, с танцами.
– А он будет с ней танцевать?
– Пожалуй... да.
– Тогда что-нибудь да выйдет - хорошее или плохое.
– Чему быть, того не миновать, - заключил Уинтерборн, словно про себя, хотя произнес эти слова вслух. И, так как день был уже на исходе, добавил: Вот что, Марти, завтра я пришлю работника, он закончит посадки. А мне придется заняться другими делами.
Марти не спрашивала какими, ибо видела, как он провожал Грейс Мелбери. Она взглянула на запад, - небо на закате полыхало, как гигантская плавильня, в которой рождались новые миры. На фоне пламенеющего неба, отчетливо чернея каждым сучком, торчала безлиственная ветка, на которой темными силуэтами вырисовывались три фазана, устроившихся на ночлег.
– Завтра будет ясно, - сказала Марти, внимательно глядя на птиц; в ее зрачках горел киноварный отблеск заката, - фазаны уселись почти с краю сука. Если бы шло к ненастью, они бы прижались к стволу. Им ведь, кроме погоды, не о чем думать, правда, мистер Уинтерборн? Им, должно быть, полегче, чем нам.
– Должно быть, полегче, - повторил Джайлс.
Прежде чем взяться за приготовления, Уинтерборн в тот же вечер направился к лесоторговцу; не льстя себя особыми надеждами, он все же хотел знать наверняка, почтит ли его Мелбери своим присутствием. Однако, провозившись с силками для кроликов, объедавших деревья, он вышел из дому довольно поздно - свет луны, пробираясь сквозь ветви, уже ложился неровными лоскутами на крыши и стены домов. Мелбери как раз подходил к воротам, намереваясь проведать кого-то в деревне, но, увидев Уинтерборна, охотно отложил свое дело и стал расхаживать с ним взад-вперед по дорожке.
Униженно сознавая, что занимает в Хинтоке куда более скромное положение, чем Мелбери, молодой человек остерегался прямо объявить свои намерения. Поэтому он скромно сказал:
– Не могли бы вы с миссис и мисс Мелбери заглянуть ко мне послезавтра на часок, я хочу сказать, если у вас не найдется других спешных дел.
Мелбери заколебался.
– Прямо не знаю, что тебе сказать. Погоди до завтра. Я спрошу женщин. Что до меня, я-то к тебе со всей охотой, да ведь кто его знает, что там у Грейс в голове. Шутка ли, столько лет прожить с образованными людьми, да еще тут миссис Чармонд... Ладно, спрошу. А пока большего не скажу, не знаю.
Расставшись с Джайлсом, лесоторговец зашагал своей дорогой. Он был уверен, что, какие бы чувства ни испытывала Грейс к Уинтерборну, она не ослушается отцовской воли, но он-то как раз склонялся к тому, что ей не стоит принимать приглашение. Оказавшись у церкви, он заколебался, идти ли дальше кладбищем или вдоль церковной ограды. По неизвестной причине он выбрал первое.
Лунный свет слабо озарял могилы, тропинку и фасад церкви. Внезапно сбавив шаг, Мелбери свернул в сторону и, ступая по траве, подошел к могильной плите. "Здесь покоится Джон Уинтерборн", - значилось на ней; ниже стояли даты рождения и смерти. Это была могила отца Джайлса.