В мир А Платонова - через его язык (Предположения, факты, истолкования, догадки)
Шрифт:
Все истинные, правильные действия - это совершающиеся медленно, текущие без спешки, необходимо, но свободно, замедленно и плавно - как во сне.
Человек у Платонова и умирает неспешно, собственно, даже не умирает, а - вянет. Вот что испытывает герой в тот момент, когда до столкновения со встречным составом остаются считанные секунды (а Дванов так и не собирается прыгать из несущегося к крушению паровоза, как это делают его товарищи: он пытается удерживать максимальный пар для смягчения удара. В конце концов какая-то сила просто выбрасывает его из кабины.):
Дванов открыл весь пар и прислонился к котлу от вянущего утомления; он не видел, как спрыгнули красноармейцы, но обрадовался, что их больше нет (Ч:286).
Еще одним известным архетипом русского национального сознания является глубинное непризнание власти и неуважение к ней. С этим связано представление (тоже неоднократно обыгрывающееся в произведениях Платонова) о том, что власть - дело легкое и ненужное, само собой разумеющееся, недостойное серьезного человека, а потому необходим стыд от власти. Эти мысли выражает Яков Титыч, обращаясь к чевенгурским большевикам:
– Занятие у вас слабое, а людям вы говорите важно, будто сидите на бугре, а прочие - в логу. Сюда бы посадить людей болящих переживать свои дожитки, которые уж по памяти живут, у вас же сторожевое, легкое дело. А вы люди еще твердые - вам бы надо потрудней жить Я говорю - власть дело неумелое, в нее надо самых ненужных людей сажать, а вы же все годные (Ч:179).
Легкое и почти ненужное дело - охранять то, что уже есть, что уже сделано и что творят другие, настоящие, сокровенные люди. Такая роль отводится власти. Главное делается в жизни кустарями, вручную, независимо ни от кого и как бы по внутреннему почину, без внешнего побуждения. Рабочий человек сам в состоянии все создать, ведь сумел же он
выдумать не только имущество и все изделия на свете, но и буржуазию для охраны имущества; и не только революцию, но и партию для сбережения ее до коммунизма (Ч:183).
Забавно, что буржуазия и партия большевиков, как имеющие вспомогательное, охранное, и значит - неглавное значение, приравниваются друг к другу. Именно в них, согласно этой логике, должны попадать лишние люди, отбросы общества. (Так что ничего удивительного в нашей истории не происходило, все закономерно - как и было сказано более 60-ти лет назад.)
Предвечно манящей сказкой об Иванушке-дурачке объясняется устремленность платоновских героев в революцию. Вот Дванов спрашивает Гопнера, собравшегося идти в Чевенгур, где уже построен окончательный коммунизм: а как же он оставит жену?
Тут Гопнер задумался, но легко и недолго.
– Да она семечками пропитается - много ли ей надо?.. У нас с ней не любовь, а так - один факт. Пролетариат ведь тоже родился не от любви, а от факта.
Гопнер сказал не то, что его действительно обнадежило для направления в Чевенгур. Ему хотелось идти не ради того, чтобы жена семечками питалась, а для того, чтобы по мерке Чевенгура как можно скорее во всей губернии организовать коммунизм; тогда коммунизм наверно и сытно обеспечит жену на старости лет наравне с прочими ненужными людьми, а пока она как-нибудь перетерпит. Если же остаться работать навсегда, то этому занятию не будет ни конца, ни улучшения. Гопнер работает без отказа уже двадцать пять лет, однако это не ведет к личной пользе жизни - продолжается одно и то же, только зря портится время. Ни питание, ни одежда, ни душевное счастье - ничто не размножается, значит - людям теперь нужен не столько труд, сколько коммунизм, Кроме того, жена может прийти к тому же Захару Павловичу, и он не откажет пролетарской женщине в куске хлеба. Смирные трудящиеся тоже необходимы: они непрерывно работают в то время, когда коммунизм еще бесполезен, но уже требует хлеба, семейных несчастий и добавочного утешения женщин (Ч:135).
Весьма примечателен также разговор Дванова в слободе Петропавловской с местным полоумным богом, который питается землей и отказывается от предложенной ему пшенной каши в сельсовете:
– Что мне делать с нею..., если съем, то все равно не наемся. Этот человек печально смотрел на власть и на коммуниста Дванова, - как на верующего в факт (Ч:301) .
То, что убивает в человеке душу - вера в факт, а не в в идею, не в мечту. Вот отрывок из записной книжки Платонова за 1922 год (невесту, впоследствии жену Платонова, звали Мария Кашинцева):
Всякий человек имеет в мире невесту, и только потому он способен жить. У одного ее имя Мария, у другого приснившийся тайный образ во сне, у третьего весенний тоскующий ветер.
Я знал человека, который заглушал свою нестерпимую любовь хождением по земле и плачем.
Он любил невозможное и неизъяснимое, что всегда рвется в мир и не может никогда родиться...
Сейчас я вспоминаю о скучной новохоперской степи, эти воспоминания во мне связаны с тоской по матери - в тот год я в первый раз надолго покинул ее.
Июль 1919 года был жарок и тревожен. Я не чувствовал безопасности в маленьких домиках города Новохоперска, боялся уединения в своей комнате и сидел больше во дворе.
Чтобы что-нибудь полюбить, я всегда должен сначала найти какой-то темный путь для сердца, к влекущему меня явлению, а мысль шла уже вслед.
... Я люблю больше мудрость, чем философию, и больше знание, чем науку. Надо любить ту Вселенную, которая может быть, а не ту, которая есть. Невозможное - невеста человечества и к невозможному летят наши души... Невозможное - граница нашего мира с другим. Все научные теории, атомы, ионы, электроны, гипотезы, - всякие законы - вовсе не реальные вещи, а отношения человеческого организма ко Вселенной в момент познающей деятельности... (Платонов 1995:624-625)
Сокровенный человек живет только постижением невозможного, верой в небывалое и несбыточное. Факт для него - то, что мертво и уже недостойно внимания (как та лестница, которую молодой Витгенштейн так горячился отбросить от себя). Сами по себе факты бесполезны, поэтому например, заведующий губутилем Фуфаев никогда не вспоминает о наградах, полученных на войне,
предпочитая прошлому будущее. Прошлое же он считал навсегда уничтоженным и бесполезным фактом... (Ч:75)
Для Платонова Россия и есть страна людей, не верящих в факты. Вот размышления Сербинова после встречи с поразившей его в самое сердце женщиной:
Перед ним сплошным потоком путешествия проходила Советская Россия - его неимущая, безжалостная к себе родина, слегка похожая на сегодняшнюю женщину-аристократку. Грустный, иронический ум Сербинова медленно вспоминал ему бедных, неприспособленных людей, дуром приспособляющих социализм к порожним местам равнины и оврагов (Ч:235-236).
И сам Дванов, так же как и встреченный им бог из Петропавловки, верит совсем не в факты и жив не потому, что ест пшенную кашу:
Дванов заключил, что этот бог умен, только живет наоборот; но русский это человек двухстороннего действия: он может жить так и обратно и в обоих случаях остается цел (Ч:301).