В мире исканий(изд.1949)

Охотников Вадим Дмитриевич

Я, конечно, плохо разбираюсь в тонких физических явлениях, но тем не менее должен вам сказать, что для меня было очевидно одно обстоятельство. Не должны были от взрыва лопнуть эти самые плафоны, раз окон­ные стекла в комнатах оказались целыми. Они ведь со­прикасаются с наружным воздухом и даже служат ему преградой, поскольку окна закрыты.

“Удивительное дело, — думаю, — даже не верится что-то”.

Еще раз посмотрел: окна совершенно целы.

Я насчитал семь лопнувших плафонов в различных комнатах. Непонятным в этом деле казалось еще и то, что потрескались плафоны только определенной формы. Это такие плоские, с закругленными краями. А вот ря­дом шары висят как ни в чем не бывало.

Постоял я немного, подумал… и решил, что все это весьма забавно, но никакого серьезного значения, конеч­но, не имеет. Пошевелил осколки слегка сапогом, плю­нул даже на них, затем потихонечку направляюсь вниз.

Прихожу в нашу комнату, где мы жили. Только от­крываю дверь, как — пожалуйста! Навстречу мне — Петя. Опять с новой граммофонной пластинкой!

“Вот, — говорит, — совершенно своеобразный взрыв записался”.

“Да ну тебя! — отвечаю. — Слышал я этот взрыв. У нас от него даже несколько плафонов лопнуло. А вот как немецкий самолет падал, ты, наверное, и не видел. Вот это было зрелище! Если бы ты не занимался своей дурацкой звукозаписью, тогда, может быть, тоже был бы свидетелем…”

В общем, начался наш обычный спор.

В этот день вечером мы занимались у себя в комна­те самыми обыкновенными делами.

Освещение у нас было тогда довольно примитивное: в виде автомобильной фары с полуразряженным акку­мулятором.

Конечно, при таком тусклом свете ничего замечатель­ного не сделаешь. Приходилось ложиться поэтому очень рано.

Однако в этот вечер, представьте себе, как нарочно, спать совершенно не хотелось. Даже завидно мне стало, когда я услышал, как храпит Петя.

Ничего больше не оставалось, как только прислуши­ваться к громкому постукиванию “городского сердца” — ну, иначе говоря, метронома, — всегда раздававшемуся из уличных репродукторов, когда отсутствовала радио­передача.

Ох, уж это ленинградское сердце! Как хорошо оно мне запомнилось: можно сказать, на всю жизнь. Да и кто его не запомнил из тех, кто находился в то время в Ленинграде!

В обычное время, когда нет тревоги, постукивал этот метроном очень медленно. Когда же объявлялась воз­душная тревога, сразу начинал колотиться быстрее, как бы предупреждая: “Не зевай!”

А тут еще эту тоскливую картину дополняет вой ве­тра. Дело, как вы знаете, было глубокой осенью. Вдруг мне показалось, что наверху кто-то ходит.

“В чем дело? — думаю. — Охраны у нас в этом корпусе нет никакой. Двери все заперты. Кто же, в та­ком случае, туда мог забраться?”

Прислушиваюсь… Опять подозрительный шорох.

“Э-э-э, — думаю я, — здесь что-то неладно. Придется пойти посмотреть…”

Поднимаюсь. Беру с собой наган. Начинаю подви­гаться к дверям на цыпочках, помахивая руками для равновесия.

Иду по совершенно темному коридору. Только изред­ка, когда луна выйдет из облаков, на полу появляются квадратные светлые пятна от окон.

Зацепился за какой-то ящик. Гул пошел необыкно­венный. Знаете, как это всегда бывает в пустых поме­щениях. Пришлось остановиться. Прислушиваюсь… Ни­чего не слышу, кроме собственного сопения, тоже отра­женного многократно от стен и потому представляюще­гося мне сверхъестественно громким.

Через некоторое время вдали что-то звякнуло.

Ориентируясь на доносящиеся звуки шагов, постепен­но добираюсь до второго этажа. Осторожно притаившись за углом коридора, вижу фигуру, на секунду появив­шуюся в лунном свете. Какой-то щупленький и сутулый субъект в черном пальто и роговых очках на носу. Крат­ковременный лунный проблеск не позволил мне рассмот­реть его более детально.

Вижу: вошел в одну из комнат и там копошится.

Вы, конечно, прекрасно понимаете, что все это меня сильно заинтересовало. Кто такой? Что ему тут нужно?

Через некоторое время выходит…

Теперь для меня стало ясно, что он определенно что-то утащил. Замечаю: несет бережно в руках какой-то белый предмет, которого я не видал у него раньше.

“Ну, — думаю, — это тебе не удастся!..”

“Гражданин! Ни с места!” кричу я зычным голосом и бросаюсь вперед.

Он — от меня. Я — за ним.

Погоня, должен вам сказать, была очень своеобраз­ная. Гул от топота наших ног стоял невероятный… Тем­но… Рук своих не видно; только изредка замечаю, как что-то черное мелькает перед окнами. Он — по лест­нице вниз. Я — за ним. Расстояние между нами посте­пенно сокращается. Теперь я от него уже сравнительно близко.

В этот момент оба мы попадаем в длинную полосу лунного света. И мне удается наконец рассмотреть пред­мет, находившийся у него в руках. Удивило это меня со­вершенно невероятно. Ну, как вы думаете, что это ока­залось?

Лейтенант посмотрел на нас загадочно и принялся закуривать новую папиросу.

Никто не отвечал на его вопрос. Все с любопытством глядели на рассказчика, погруженного в облако табач­ного дыма. Не дождавшись ответа, лейтенант продол­жал:

— “Удивительное дело, — думаю: — зачем ему это нужно? Почему бы не бросить? Ведь бежать-то ему весь­ма неудобно”.

К сожалению, долго думать мне не пришлось: на по­вороте я поскальзываюсь — и падаю на пол.

Поднимаюсь. Злоба нарастает ужасная. Стрелять нужно было, что ли?.. Эх, чорт!

А тут, слышу, хлопнула выходная дверь. Это, значит, убегающий выскочил наружу. Ну, я, конечно, за ним. Только какое там может быть преследование! Очень ма­ло эффективное!.. Сразу начинается густой парк. Луну окончательно заволокло тучами. В общем — удрал!

Постоял я немного. Послушал. Ничего не слышно, кроме шума деревьев и тиканья метронома… Оставалось только выругаться и запереть дверь с помощью подпор­ки из найденной тут же деревянной доски.