В мире исканий(изд.1949)

Охотников Вадим Дмитриевич

Шабалин приник к аппарату. Голубоватое светящееся пятно пришло в движение. И всюду, куда падал луч, стена подземного грота оживала.

Мощный поток дециметровых волн, во много раз бо­лее сильный, чем тот, который применял раньше Шаба­лин для геологической разведки, нагревал микровключенный газ. Миллиарды газовых пузырьков ломали свои ячейки, вырываясь наружу. Разорванные изнутри кри­сталлы рассыпались в песок.

Это было феерическое зрелище. Невидимый радиолуч долбил твердую породу быстрее, чем врубовые машины и отбойные молотки, безопаснее, чем аммонит.

Директор подошел к стоявшим рядом ученым и поло­жил руки им на плечи.

— А ведь я думал было, — сказал он улыбаясь, —

что у вас в смысле товарищеских отношений не все ладилось. А оказалось, что у вас творческое соревно­вание!

Шабалин щелкнул выключателем. Голубое пятно погасло. Прекратилось жужжанье прибора. В наступив­шей тишине слышно было тихое потрескивание — точно угольки в глохнувшем самоваре. Остывающие в глубине кристаллы кое-где продолжали еще лопаться.

Петренко подошел к стене и приложил к ней ухо.

— Ну как, шуршит? — весело спросил директор.

— Шуршит! — ответил Петренко. — Слышите? Слабый шелест, как замирающая нота, медленно угасал под сводами подземелья.

ЭЛЕКТРИЧЕСКИЕ СНАРЯДЫ

Каждый удар, равномерно отбивавший секунды, гулко разносился под опустевшими сводами старинного институтского здания. Раньше этот привычный стук ни­кому не казался таким громким — он терялся в говорли­вом шуме студенческой толпы. И только на закате хло­потливого дня, отражаясь многократно от высоких сводов бесконечных коридоров, он дополнял ту неулови­мую торжественность, которой была наполнена вечерняя тишина старого здания.

Теперь же тикающие электрические часы, располо­женные почти во всех комнатках Ленинградского поли­технического института, вечером, ночью, утром и днем были единственным напоминанием о жизни. Всюду лежал отпечаток недавней и спешной эвакуации.

Но в одной из комнат часы не могли властвовать без­раздельно. Она не была пуста, как остальные. Ее по-прежнему заполняли сложные физические приборы.

В комнате находился человек.

Лучи заходящего солнца красным пятном ложились на светлые волосы девушки. Однако Зоя (так звали эту девушку, дочь профессора Леонтьева) старалась спря­таться в тень, наклоняясь над низким лабораторным столом. Она вся ушла в строгую напряженность наблю­дения. На флюоресцирующем круглом экране, находив­шемся перед ней, мерцали синие бегущие волны, все время менявшие свои причудливые формы. Девушка работала с катодным осциллографом — чудесным, живым воплощением высокой поэзии современной электронной техники.

Можно ли любоваться фантастической игрой синего узора, волнующегося на дымчатом белом экране, не инте­ресуясь удивительной тайной процессов, протекающих в этом приборе! В нем работает буря мельчайших элек­трических зарядов — электронов. Они вырваны высоким потенциалом из раскаленной металлической нити и мчат­ся в пустоте стеклянной колбы в виде узкого луча, бомбардируя флюоресцирующий матовый экран. Именно этот электронный луч, способный быстро следовать за малейшими изменениями электрического поля, передви­гаясь, рисует, подобно карандашу художника, на светя­щемся от его прикосновения экране синие штрихи. Катодный осциллограф — это сказочные очки физика. Че­рез них он смог увидеть самые сложные, самые быстрые электрические процессы, невидимые, неощутимые и ранее известные только математически, умозрительно…

Девушка внимательно следила за круглым экраном,

прислушиваясь к стуку часов, и что-то записывала ка­рандашом в тетрадь через равные промежутки. Ее моло­дое энергичное лицо выражало усталость. Неожиданно внимание девушки резко обострилось. Она замерла на месте с поднятым карандашом в руке, пристально вглядываясь в прибор.

Непонятное и странное изображение начало появ­ляться на круглом экране. Оно росло, постепенно увели­чиваясь и заполняя собой все видимое пространство. А вслед за этим снаружи донесся высокий улюлюкаю­щий свист, проникший в лабораторию через заклеенные накрест бумагой большие институтские окна.

Девушка озабоченно приподнялась со своего места. Однако она все время продолжала следить за показа­ниями прибора, не спуская с него тревожного взгляда. Она видела, как исчезает странный рисунок, а вместе с ним удаляется и высокий пронзительный звук.

Долго еще прислушивалась Зоя. Она внимательно на­блюдала за экраном, стараясь разобраться в случившем­ся. Но все было напрасно. Осциллограф работал по-прежнему. Непонятное, встревожившее ее явление исчезло вместе со звуком и уже больше не повторялось.

Немного взволнованная, девушка посмотрела на ча­сы, чтобы заметить время, и принялась подробно запи­сывать свои наблюдения в обыкновенную ученическую тетрадь, лежавшую перед ней на столе.

***

Когда осенние серые сумерки завладели огромным институтским парком и тучи черных галок с шумом за­канчивали свой привычный спор, перед тем как устроить­ся на ночь, к большому жилому корпусу, расположенно­му почти в центре парка, медленно подошел высокий красноармеец в новой шинели. Он внимательно осмот­релся, прежде чем войти в парадный подъезд. Кругом было пусто. Да и само здание казалось совершенно без­людным. Галки проводили входившего в дверь красноар­мейца громким хлопаньем крыльев и разноголосым шумом.

Перед дверной дощечкой, слабо освещенной синей лампочкой, красноармеец остановился в нерешительно­сти. “Профессор Леонтьев Петр Никанорович” — было выгравировано на ней размашистым почерком. От на­жатия кнопки глухо, где-то вдали, задребезжал звонок. Но тишина лестничной клетки не нарушалась больше ничем. Никто не собирался открывать обшитую черной клеенкой большую, массивную дверь.

Красноармеец постоял некоторое время в раздумье и медленно направился к выходу в парк.

У одной из входных дверей в главный корпус инсти­тута шла напряженная работа. Из урчащих и медленно маневрирующих автомашин, озаренных пучками синего света, пробивавшегося сквозь узкие щели фар, торопли­во выгружались громоздкие ящики. Слышался скрип дверных пружин, отрывистые слова команды и обычные при переноске тяжестей глухие, шаркающие шаги. Это прибыла первая партия медицинского оборудования. Главный корпус занимался под госпиталь.

Долго стоял высокий красноармеец, наблюдая за про­исходящей разгрузкой.

Если бы Зоя Леонтьева, только что покинувшая свою лабораторию, пошла по центральной аллее, а не по уз­кой тропинке, сокращавшей ее путь к дому, она обрати­ла бы внимание на этого человека, притаившегося у дерева. Но девушка прошла в стороне, глубоко занятая своими мыслями.

Быстрой и уверенной походкой направился красноар­меец к входу в институт. Он прошел мимо работаю­щих людей и очутился в одном из длинных боковых ко­ридоров. Пробираясь в темноте и поминутно освещая электрическим фонариком шеренгу дверей, он старался разобрать прибитые над ними крохотные таблички с но­мерами. У одной из них красноармеец остановился при­слушиваясь. Через некоторое время к доносившемуся издалека слабому шуму разгрузки прибавились новые, звенящие звуки, собранные и усиленные пустым коридо­ром.