В мишуре и блестках
Шрифт:
— Я рада.
Покончив с булочкой, он окунул салфетку в горячую воду, вытер пальцы и подошел к окну. Занавески с розочками были задернуты; Хилари раздвинул их и стал вглядываться в темноту.
— Снег идет, — промолвил он. — Дяде Прыгу и тете Трах предстоит романтическое путешествие по бескрайней пустоши.
— Разве... Они приезжают сегодня?
— Ах да, забыл вам сказать. Тот звонок из Лондона был от их экономки. Они выехали до рассвета и рассчитывают прибыть к ужину.
— У них переменились планы?
— Нет, просто вдруг решили, что надо ехать. Они начинают готовиться
— После прогулки меня что-то клонит ко сну. Я тоже отправлюсь к себе.
— Это северный ветер виноват. Он новичков в сон вгоняет. Я велю Найджелу разбудить вас в половине восьмого. Ужин в полдевятого, предупредительный звонок дается за четверть часа. Приятного вам отдыха, — поклонился Хилари, открывая дверь для Трой.
Проходя мимо него, Трой вдруг осознала, какой он высокий, а также ощутила его запах: аромат хорошего твида, смешанный с чем-то более экзотическим.
— Приятного вам отдыха, — повторил Хилари.
Поднимаясь по лестнице, Трой спиной чувствовала пристальный взгляд хозяина дома.
4
В спальне она застала Найджела. Он подготовил к вечеру ее шелковое платье рубинового цвета и все, что к нему полагалось. Трой понадеялась, что ансамбль не навел его на мысль о пороке.
Найджел стоял на коленях перед камином, раздувая огонь, что было совершенно излишне: дрова ярко пылали. Волосы второго слуги были настолько светлыми, что Трой почти боялась увидеть под густыми белесыми ресницами розовые глазки. Найджел встал на ноги и, глядя в пол, глухим бесцветным голосом осведомился, не нуждается ли мадам в чем-нибудь еще. Та ответила, что больше ничего не нужно.
— Ночь выдастся бурной, — заметила Трой, стараясь говорить как можно более естественно и все равно чувствуя, что сбивается на интонации романтических героинь.
— На все воля божья, миссис Аллейн, — сурово произнес Найджел и вышел. Трой засомневалась было в абсолютном выздоровлении слуги, но, вспомнив уверения Хилари, успокоилась.
Она приняла ванну, блаженствуя в ароматных смолистых парах и размышляя о том, как деморализует подобный образ жизни, если к нему привыкнуть. В конце концов Трой пришла к выводу (несомненно, порочному, с точки зрения Найджела), что до сих пор, по крайней мере, роскошь усиливала в ее характере лучшие стороны. Она подремала у камина, прислушиваясь сквозь сон к мягкому шороху падающего снега. В полвосьмого в дверь постучал Найджел и Трой встала, чтобы одеться. В комнате стояло большое подвижное зеркало и Трой не без удовлетворения отметила, что рубиновое платье ей очень к лицу.
Тишину нарушили отдаленные звуки: кто-то приехал. Урчанье мотора. Хлопок двери. После продолжительной паузы голоса в коридоре, а затем в соседней комнате. Брюзгливый женский голос — дама, очевидно, задержалась на пороге комнаты — прокричал:
— Нисколько. Чушь! Кто говорит об усталости? Мы не станем переодеваться. Я говорю — мы не станем переодеваться. — Снова пауза и опять женский голос: — Тебе ведь не нужен Молт, да? Молт! Полковник не нуждается в вашей помощи. Чемоданы распакуете позже. Я сказала, что он может распаковать чемоданы попозже.
"Дядя Прыг глух как пень", — подумала Трой.
— И перестаньте, — донеслось из-за стены, — надоедать мне с бородой!
Дверь закрылась. Кто-то пошел прочь по коридору.
"С бородой? —удивилась Трой. — Я не ослышалась, она говорила про бороду?"
Несколько минут из соседней комнаты ничего не было слышно. Трой заключила, что кто-то из супругов удалился в ванную, находившуюся с другой стороны. Догадка подтвердилась, когда прямо за гардеробом Трой раздался мужской голос: "Тру! Что с моей бородой?" Ответа Трой не разобрала.
Вскоре она услышала, как Форестеры вышли из своих апартаментов.
Трой решила дать им время побыть наедине с Хилари, и, когда в конюшенной башне прозвонил колокол, созывавший к ужину, она все еще задумчиво смотрела на огонь. Колокол, по словам Хилари, был трофеем и находился в доме со времен разграбления монастырей Генрихом VIII. "Не напоминает ли он Найджелу о его монашеской жизни до того, как он немножечко рехнулся?" — подумала Трой.
Она стряхнула с себя мечтательную сонливость и направилась вниз в большой холл, откуда поджидавший здесь Мервин проводил ее в зеленый будуар.
— Мы не используем библиотеку, — со значением произнес он. — Мадам.
— Вы удивительно внимательны, — отозвалась Трой. Мервин открыл дверь будуара, и Трой вошла.
Форестеры вместе с Хилари стояли перед камином, на Хилари был сливового цвета домашний костюм и широкий галстук. Полковник Форестер производил впечатление вечно удивленного старичка с бело-розовым лицом и пушистыми усами. Однако бороды у него не было. Полковник пользовался слуховым аппаратом.
Миссис Форестер выглядела так же, как и говорила, — внушительно: грубоватое лицо, рот, похожий на капкан, глаза навыкате, увеличенные сильными линзами, редкие седые волосы стянуты в пучок на затылке. Длина ее юбки колебалась между миди и макси, волнообразность подолу придавали многочисленные теплые поддевки. До пояса полковница была облачена в несколько вязаных кофт, все тусклого красно-коричневого цвета, но разных оттенков. С шеи свисала двойная нитка бус, в которых Трой заподозрила великолепный натуральный жемчуг. Блеск старинных колец на пальцах был приглушен застрявшим в них мылом. В руках миссис Форестер держала плетеную сумку неопределенного назначения с вязанием и носовым платком.
Хилари представил гостей друг другу. Полковник Форестер просиял и отвесил Трой легкий поклон. Миссис Форестер коротко кивнула.
— Как вы чувствуете себя здесь? — спросила она. — Мерзнете?
— Нисколько, спасибо.
— Я спрашиваю, потому что вы, должно быть, проводите массу времени в чересчур натопленных студиях, рисуя обнаженную натуру. Я говорю — рисуя обнаженную натуру.
Трой догадалась, что привычка громко повторять слова, усвоенная миссис Форестер в общении с мужем, стала автоматической. Полковник добродушным жестом указал на слуховой аппарат, на что его жена не обратила ни малейшего внимания.