В моей руке – гибель
Шрифт:
Катя пришла к нему не сразу, а ведь он ждал ее, неужели она не догадывалась?! Часы показывали половину восьмого вечера. Колосов чувствовал себя наподобие банного полотенца, которое выжали досуха, а затем швырнули в корзину с грязным бельем. Катя просочилась в кабинет тихонечко, села на стул в углу, пригорюнилась — ни дать ни взять Аленушка с картины Васнецова.
— Ты был абсолютно прав, Никит, — сказала она, подавив тяжкий вздох. И верно: что-то в этом деле не так. Только это самое не так, как выяснилось, началось не с убийства
Колосов видел: ответа ей не требуется, но все же огрызнулся.
— Подбираешь уже заголовок для статейки пострашнее?
Кстати, по делу Сладких можешь уже обращаться в областную прокуратуру. Его дело выделено в отдельное производство, мы все материалы туда передаем.
— Касьянову передаете? Знаю. Я уже с ним сегодня созвонилась, договорилась об интервью.
— Оперативно работаешь, — он усмехнулся, — в отличие от меня.
— Брось, Никит. Не переживай. Что ты мог сделать? Ведь ты даже не был уверен, что Яковенко убит. Это его друзья приезжали, сослуживцы?
Он кивнул. Катя снова тяжко вздохнула и сообщила:
— Мне этот Сидоров всю свою разыскную эпопею выложил. Когда все кончится, я по нему отдельный очерк напишу для «Подмосковья». Гордый он до невозможности, важный.
Клянется, что и убийцу самолично найдет. — Катя украдкой взглянула на мрачного, как туча, начальника «убойного». — Никого, мол, этому сельскому детективу в помощь не потребуется. Он мне про Листовых рассказывал… Ведь они на продукты сначала позарились — вино, конфеты. Видимо, Яковенко все это купил и поехал к бывшей жене. Может быть, тосковал, хотел отношения наладить… Никит, а ты с этими мальчишками говорил?
Он снова молча кивнул.
— Значит, версия об их причастности к убийствам у вас сразу же напрочь отпала? А почему? Их же двое, они психи ненормальные и…
— Кать, Яковенко разряд по боксу имел, разряд по тейквондо. Ты же знаешь, где он служил, в каком подразделении. А эти два сопляка юродивых… Сотня бы таких с ним не справилась. И Грант, и Яковенко были здоровые, бывалые, тренированные, осторожные. С ними, Катя, мог справиться только равный. Равный по силе.
— А можно, я сама на Листовых взгляну?
— Валяй. Малолетку мы выпустили, а старший пока сидит внизу. За Леликом отчим приходил.
— Это который котов… уродует? — Катя запнулась.
— Обстановочка у них дома та еще. Полюбопытствовать не желаешь? Что так? Нащелкала бы снимков для своих иллюстрированных изданий, попугала бы обывателей, заголовочек бы поярче тиснула: «Кастрация в унитазе» и.
— Никит, тебе не стоит столько пить, — сухо оборвала его Катя.
Он и ухом не повел. Взболтнул коньяк, снова долил себе в чай солидную порцию.
— Может, все-таки соизволишь проводить меня в ИВС к этому Листову? напомнила она. — А то поздно уже.
Изолятор временного содержания помещался
— Если ты, Катерина Сергеевна, касаешься мужчины, то хоть делай это с соответствующим выражением лица, чтоб мужик себя мужиком чувствовал, а не дверным косяком, — заявил он.
— Прости, я нечаянно… Если тебе некогда, то ты просто оставь меня тут, скажи дежурному, что разрешаешь мне побеседовать с Листовым.
— Психа мы, значит, не боимся? Похвально. Храбрей льва вы, Катерина Сергеевна. — Колосов кивнул дежурному, распахнувшему дверь. — Костю нашего давай в следственный.
Не спит он еще?
— Спит — разбудим, — дежурный зашагал вдоль ряда камер. Открыл в одной окошечко «кормушки», заглянул. — Листов, на выход!
Пока он выводил задержанного, они прошли в тесный следственный кабинет. Катя устроилась за столом, Колосов встал у окна, скрестив на груди руки. Катя чувствовала на себе его взгляд.
— Свежие впечатления для статьи нужны?
— Нужны, — она не собиралась спорить: Никита был в каком-то раздраженно-агрессивном состоянии — еще бы, столько коньяка в себя влить! И ей это не нравилось.
Костик Листов вошел в кабинет, щурясь от яркого света, зевая и бесстыдно почесываясь во всех интимных местах. Выглядел он гораздо моложе своих лет: непомерно большая стриженая голова, щуплое тельце, руки с грязнейшими обломанными ногтями. С подследственными, подобными Листову, Катя уже встречалась. Имбецилы, дауны, шизоиды, психопаты и истерики — обычный контингент уголовных дел.
Она делила для себя эту публику на две категории: тихие психи и строптивые. К каждому требовался свой особый подход.
Костик-даун плюхнулся на привинченный к полу табурет, по-обезьяньи поскреб живот, под мышкой и сладко зевнул.
— Я спать хочу, — сообщил он словно великую новость. — А Ленька мой где?
— Дома уже твой братик, — Катя дружелюбно улыбнулась. — Его отпустили, Костя, тебя тоже скоро отпустят — выяснят вот только все, и иди себе.
— Хорошо.
— Тебе нужно что-нибудь? Из вещей, еды? Твои близкие придут — мы передадим твою просьбу.
— Придут? Ни фига подобного, — Костик снова зевнул. — Я спать хочу.
— Успеешь, выспишься, — Колосов присел на подоконник. — Сосредоточься и отвечай на вопросы.
— Я тебя вот о чем хочу спросить, Костя, — Катя секунду подумала. — Вы часто с братом ходили той дорогой на Мебельный? Только по четвергам, когда молоко привозили, или и в другие дни?
— Да. По четвергам. Сразу перед пятницей после среды, — похвалился Костик знаниями.
— Весной, летом, да?
— Весной, летом, зимой снег.