В небе и на земле
Шрифт:
Приехав домой, я поднялся на четвёртый этаж по лестнице, разделся и лёг спать. Утром я съел сырое яйцо, выпил стакан молока и пошёл пешком на аэродром. Я был довольно бледен и чувствовал некоторую слабость из-за потери крови накануне. На аэродроме я всех успокоил и благополучно пролетел во главе авиаколонны.
Вернувшись домой, я съел тарелку борща и что-то мясное на второе. В результате через несколько часов я оказался в госпитале в Серебряном переулке, который в то время возглавлял незабвенный Пётр Васильевич Мандрыка (Мандрыка Пётр Васильевич (1884-1943) - начальник и главный хирург Центрального военного госпиталя, генерал-майор медицинской службы.).
На традиционном вечернем банкете в Кремле Климент Ефремович Ворошилов заметил моё отсутствие. Ему сказали, что я в тяжёлом состоянии в госпитале. Доложили Сталину. «Принять все меры к восстановлению здоровья!» Приказание было выполнено от начала до конца. Была организована консультация с участием самых больших медицинских авторитетов. Не зная об этом приказе, я был поражён, когда ко мне в палату вошли, возглавляемые П.В.Мандрыкой, профессора М.П.Кончаловский, Д.Д.Плетнёв, Певзнер и другие (теперь уже не помню их фамилии). Это были светила того времени. Только тогда я и узнал, по какой причине у меня кровотечение. После консультации мнения разошлись лишь в одном: делать или не делать переливание крови. Требовалось серьёзное решение: гемоглобин у меня был на пределе. Пётр Васильевич Мандрыка решил:
– С его здоровьем он обойдётся без переливания крови.
Положение было серьёзное. Я потерял столько крови, что и операцию, и переливание крови делать было нельзя (как мне сказали после того, как опасность миновала). К счастью, всё обошлось - через шесть недель я выписался из госпиталя.
* * *
Пётр Васильевич Мандрыка… Для меня это, прежде всего, человек, которого я любил так же, как и своего отца. Эта личность настолько незаурядная, что я не могу не сказать хотя бы несколько слов о нём. Несколько слов - потому что мне пришлось мало общаться с ним. Но и этого было достаточно, чтобы увидеть, какая это достойная и выдающаяся личность.
Человек с характером, властный, страстный, безоговорочно требовательный, «строгий, но справедливый», как говорили о нём его сослуживцы. Блестящий хирург. Отличный хозяин и организатор. При нём в госпитале было налажено отличное лечение. И, конечно, чистота и порядок были образцовыми. При нём не было «проходной». Никто, кому не положено, в госпиталь, как говорится, «носа не сунет». В трудное время он организовал подсобное хозяйство, и это было настоящим подспорьем для госпиталя.
Пётр Васильевич был страстным охотником и прекрасным семьянином. Но главное, он был обаятелен настолько, что когда он входил в палату к больным, то своими остротами и шутками завораживал людей. Казалось, скажи он: «Я Вам должен отрезать голову», и согласишься - дашь отрезать. Ко мне он относился особенно хорошо и тепло, и, я думаю, чувствовал мою любовь и уважение. Когда я достаточно окреп, он даже разрешал мне присутствовать на операциях, которые сам делал. Я дважды наблюдал, как он удалял почку, вырезал опухоль и т.д.
Эти посещения операционной внушили мне чувство огромного уважения к работе хирургов - совершенно исключительной по ответственности и требующей от них умения владеть собой. После окончания операций было видно, что человек очень устал от колоссального нервного напряжения.
Будучи отличным организатором, Пётр Васильевич подобрал в госпитале кадры (от крупнейших специалистов до уборщиц), которые способствовали расцвету и славе госпиталя. Совсем ещё недавно можно было встретить этих людей, знавших Мандрыку, и всегда добрым словом вспоминавших его. Особенно трогательно было слушать старых нянечек и сестёр. Кадры П.В.Мандрыки отличались не только добросовестностью, но и преданностью и привязанностью к своему госпиталю. К моему великому удовлетворению, память об этом замечательном человеке увековечена тем, что Центральному Краснознамённому военному госпиталю в Серебряном переулке присвоено его имя.
* * *
Восстановление моих сил и здоровья протекало медленно. Мне советовали не торопиться с полётами. А пока я был на излечении, произошло много событий.
Прежде всего - страшная катастрофа с «Максимом Горьким». Это было в выходной день (18 мая 1935 года.). Самолёт «Максим Горький» пилотировали Коля Журов и Иван Михеев (который был механиком у И.К.Полякова в перелёте Москва-Пекин, а затем стал лётчиком). Когда АНТ-20 пролетал над Центральным аэродромом в направлении от Москвы на северо-запад, на аэродром явился Я.И.Алкснис. Он увидел, что к «Максиму Горькому» приблизился истребитель И-5 и начал выполнять «мёртвую» петлю вокруг него. Алкснис был в бешенстве, но… Радиосвязи тогда не существовало, и прекратить воздушное хулиганство было невозможно. На одной из петель Н.П.Благин, пилот И-5, сорвался в верхней точке петли и врезался в крыло «Максима Горького». Тот стал разламываться прямо в воздухе. Все погибли на глазах родных, знакомых и начальника ВВС.
Вслед за этой новостью я услышал ещё одну. С.А.Леваневский собрался лететь через Северный полюс в Америку на самолёте АНТ-25. Кто об этом только не мечтал!… Самолёт теперь проверен и свободен - меня, видимо, считали навсегда выбывшим из строя. Такую попытку Леваневскому разрешили. Вторым пилотом у него был Георгий Филиппович Байдуков (штурман - Виктор Иванович Левченко.). Долетели они до Северного Ледовитого океана, и в это время в кабину пилота стало протекать масло. Естественно, Леваневский решил, что это ненормальное явление. Он вернулся и сел в Ленинграде (3 августа 1935 года.). А причина появления масла в кабине оказалась очень простой и, в сущности, неопасной: масла в бак налили слишком много, оно начало пениться, а его излишки - просачиваться в кабину. От дальнейших попыток Леваневский отказался, считая, что на одномоторном самолёте лететь ненадёжно.
После этого Г.Ф.Байдуков поступил разумно. Он учёл, что кому-кому, а В.П.Чкалову И.В.Сталин разрешение на полёт даст. К этому времени Чкалов стал его любимцем, а такие дела без Сталина не решались. Чкалов сначала отказывался, так как он был лишь истребителем и летать в облаках по приборам не умел. Но Байдуков его уговорил: сам Георгий Филиппович летал отлично, а по приборам - великолепно.
Сталин решил, что сначала нужно ознакомиться с полётами над Северным Ледовитым океаном и сам дал маршрут, который был назван «Сталинским маршрутом». Как известно, полёт этот состоялся (20-22 июля 1936 года.) и закончился благополучно. Из-за плохой погоды экипаж вынужденно сел на острове Удд (ныне этот остров переименован в честь В.П.Чкалова).
Я вспоминаю, что выполнить перелёт от начала до конца по заранее намеченному плану никому, кроме Б.К.Веллинга и С.А.Шестакова (на АНТ-3 в 1927 году из Москвы в Токио и обратно), по той или иной причине не удавалось. В том числе, и «великому лётчику нашего времени» (имеется в виду В.П.Чкалов.), причём в обоих случаях (я имею в виду полёт по «сталинскому маршруту» и полёт через Северный полюс в Америку). В первом случае виновата была погода, а во втором - до рекорда дело не дошло из-за неправильной ориентировки при полёте над Канадой.
Тем не менее, в Москве состоялась их торжественная встреча и приём в Кремле, на котором присутствовал И.В.Сталин. За этот полёт членам экипажа (В.П.Чкалову, Г.Ф.Байдукову, А.В.Белякову.) было присвоено звание Героев Советского Союза (24 июля 1936 года.).
ПАРИЖ МИМОХОДОМ
В 1936 году я снова вошёл в строй. Испытав пассажирский самолёт АНТ-35, я совершил на нём скоростной полёт из Москвы в Ленинград и обратно (15 сентября 1936 года.). Самолёт показал эксплуатационную скорость 350 км/час - для того времени она была выдающейся. Этот самолёт решено было показать на XV Парижской выставке, состоявшейся с 13 по 30 ноября 1936 года. Решением Правительства самолёт должен был быть доставлен из Москвы в Париж по воздуху. Пилотировать самолёт было поручено мне.