В некотором роде волшебник
Шрифт:
Ганс имел в виду совсем другое. Его мучила мысль, что Вероника уже мертва, что она погибла при захвате экспедиции или пала случайной жертвой потасовки между бандой и королем воров. Однако наместник повернул течение мыслей Ганса совсем в ином направлении. Что если, спасая Веронику, они попадут в самую гущу бандитской разборки? Вдруг им придется выбирать, чью сторону принять?
– Это точно не ты?
– нарушил молчание Ганс.
– Что "не я"?
– не понял наместник.
– Король воров.
Наместник яростно
– Вообще - нет, точно не я. Но пошевели мозгами: ты правда думаешь, что настоящий король воров стал бы раскрываться каждому встречному-поперечному? Да он бы мать родную убил, чтобы сохранить инкогнито!
– Что сохранить?
– Инкогнито. Секретность бишь. Я вот еще что думаю: странно все это. Никаких гонцов с требованием выкупа! Чего они тянут?
– Выжидают?
– неуверенно предположил Ганс и попытался оправдаться: - Я просто грабитель. Я не похищаю людей. Тем более целые экспедиции.
– Во-во, - подхватил наместник.
– Зачем им врачи? Ну поперлись лекари на рудники за своими травками. И что? Не висит же там табличка "Бандитское логово"! Собрали бы медики свои камушки-цветочки и убрались восвояси. А если бы кто из них случайно загулял не туда - ножом по горлу и вся недолгая. Зачем такие сложности? Зачем брать в плен целую толпу? Врачи все голодранцы, много с них не стрясешь. Я был уверен: разбойники потребуют выкуп у Города. Но они молчат. У них ведь наверняка есть парочка шпионов внутри стен. Они должны понять, что нам уже известно о нападении. Так чего они медлят? Ждут, пока мы их найдем и перебьем?
Говоря "мы", наместник имел в виду городские власти. Ганс не сразу это понял и поначалу гадал, каким образом разбойники могли пронюхать про связь между ним, Септимусом и Вероникой.
– Вот я и думаю: дело в короле воров, - продолжал рассуждать наместник.
– Их предупредили, что король идет за ними.
Ганс до сих пор не мог окончательно решить, как же он относится к наместнику: на первый план выходили то неприязнь, то дружеское расположение. Одно было неоспоримо: наместник умел думать, и за это Ганс его уважал.
– Считаешь, они вообразили, что король среди врачей?
– уточнил Ганс.
Наместник пожал плечами:
– Почему нет? И почему "вообразили". Может, так оно и есть. Потом там были не только врачи. Еще добровольцы из числа горожан. Проще, конечно, было сразу всех убить. Но ведь короля там могло и не оказаться. Нет. Им нужно знать наверняка. Схватить и допросить. Да, я бы так и поступил. Кстати, сейчас вспомнил: днем из Города смотался один дворянчик. Я ему подписывал разрешение на выезд. Тогда я не придал этому значения, а вот теперь...
– Думаешь, это и мог быть король воров?
– Почему нет?
– снова повторил наместник.
– Судя по тем крохам, что нам известны, король - человек очень ловкий и скрытный. Он умеет сливаться с толпой. (Ганс вздрогнул). Это должен быть тот, кто совершенно не вызывает подозрений. Обыватель. Ты, например.
– Я?!
– такого поворота Ганс не ожидал.
– Уж кого-кого, а меня сложно назвать обывателем! И потом это я разузнал о короле воров, что он замешан в этом деле. Стал бы я тебе говорить!
– Хорошо, не ты, - на удивление легко согласился наместник.
– Тогда Вероника.
Это беспочвенное обвинение должно было бы вызвать у Ганса негодование. Он должен был бы возмутиться, назвать Септимуса сумасшедшим, лжецом. Однако некий голос, звучавший из самой глубины сердца, останавливал Ганса. Этот голос шептал, что в словах наместника есть здравое зерно. Более того, Септимус высказал вслух те подозрения, которые уже зрели у самого Ганса.
Вероника, милая Вероника. Солнечная девочка, наивный ребенок, идеалистка с чистой душой. "Божья ромашка", которая сегодня утром так ловко обхитрила опытного Ганса! Почему она так рвалась в эту экспедицию? Чтобы помочь людям или чтобы беспрепятственно покинуть Город, не вызвав подозрений?
– Для домашней девочки она на удивление везучая, - словно бы угадывая мысли Ганса, проговорил наместник.
– В одиночку отправилась в Волшебный лес. Пережила бойню у дерева бур-бур. Потащила нас на поиски магического зеркала. Не испугалась лесных братьев. Примкнула к экспедиции за лекарством. И черт знает что еще. Это врожденная храбрость? Или здесь нечто иное? Опыт, скрытые мотивы, необходимость всегда быть в курсе событий, охотничий азарт?
Лошадь прядала ушами и время от времени фыркала. Ганс попытался пальцами измерить расстояние от одного лошадиного уха до другого.
– Зачем ты мне все это говоришь?
– спросил он, не глядя на Септимуса.
– Да затем, друг мой, что если наши догадки верны, вопрос встает уже совсем по-другому.
– Наши?
– Ганс понемногу закипал. Септимус будто бы читал его мысли, видел его сердце. Он сам был как чаровское зерцало, проникал в самые потаенные, грязные, омерзительные уголки чужого сознания. Видел то, в чем человеку стыдно было признаться даже самому себе. Ганс с мстительной радостью подумал, что Септимус действительно заслужил Мирру. Заслужил кого-то, кто точно так же с беспардонной проницательностью будет залезать ему в душу по самые гланды.
– Наши, наши, - подтвердил неугомонный наместник.
– Теоретически король воров мог бы оказаться любым из врачей. Но из кучи медиков только Вероника удивительно часто попадает в весьма неподходящие ситуации. Так вот, попытайся меня услышать.
– Ну, - стиснув зубы, кивнул Ганс.
– Вопрос в том, готовы ли мы спасать Веронику, даже если выяснится, что она - король воров. Нет, не так: готовы ли мы спасать Веронику, несмотря на то, что она король воров?