В обличье вепря
Шрифт:
— Да нет, что ты, — запротестовал он.
Он и забыл, насколько темными могут казаться глаза Рут на фоне бледной кожи лица. Куда подевались ее веснушки? Ему показалось, что она закована в доспех: в темной куртке и черных брюках, стоит над ним и ждет, пока киномеханик заправит в аппарат следующую пленку. Исчезновение лагеря отчего-то подействовало ему на нервы — как будто стерли не само это место, а то время, которое он там провел. Его поэма была написана именно там и тогда, если вообще можно решить, в каком месте и в какое время она была написана. Но судя по тому, что от обстоятельств ее появления на свет теперь не осталось и следа, она вообще не должна была получить право
Рут села в кресло. Следующая бобина была готова к просмотру.
— А что такое произошло на съемочной площадке? — спросил он.
Она развернулась на сто восемьдесят градусов и махнула рукой, чтобы в зале погасили свет.
— Потом расскажу, — проговорила она, — А может, и сам все увидишь. Все равно будем отсматривать текущий материал. Тебе это может показаться интересным.
Витторио рассмеялся.
— Одно и то же по десять раз кряду.
— Да хоть по двадцать, если будет такая необходимость, — отрезала Рут. — Сколько потребуется, столько и будем смотреть.
В комнате погас свет и пошел второй ролик.
Эта пленка была отснята более профессионально. Кадр менялся чаще, чем на первой пленке, изображение четко попадало в фокус и заполняло экран крупными и цельными цветовыми пятнами: темно-зеленые купы каменного дуба на фоне поднимающихся за ними ярко-белых известняковых обнажений, надраенная бронза торчащих из-под воды, как умбоны, маленьких островков, рассыпанных по лагуне, чуть дальше к западу. Четко выбранные ориентиры организовывали материал в более или менее связную последовательность: оливковая роща в форме полумесяца, растрескавшаяся скала с одиноким, перекрученным ветром деревом, нависшим над пустотой, черный склон, весь покрытый маленькими обугленными пеньками.
— На этих выжженных участках рос кустарник, — сказал Сол. — Что-то вроде терновника. Нас пытались заставить его вырубать, но продраться через него не может никто и ничто. Приходится его выжигать, а он потом вырастает гуще прежнего. А за следующим отрогом опять увидим лагуну.
Экран заполнило сплошное зеленое поле. Толстые стебли колыхались, как деревья при сильном ветре, вот только стволы у них были для деревьев слишком гладкие.
— Вот это хорошо, — сказал Витторио, — А теперь — вверх.
Камера послушно пошла вверх и остановилась только тогда, когда кадр оказался поделен на две равные половины: пронзительно-голубое небо покоится на зеленом тростниковом ковре. Камера скользнула по верхушкам стеблей, которые подрагивали, когда с озера налетал очередной порыв ветра, гнулись и выпрямлялись снова. Потом развернулась от лагуны прочь и ушла в глубь суши.
— Это я смогу использовать, — сказал Витторио, — И вот это. Это здесь происходит наводнение?
— Клейзура, — подтвердил его догадку Сол. — Она уходит в скалу километра на два, если не больше. И никто не знает, как она вообще могла возникнуть.
Новый кадр: ослепительно белый, разрезанный узким синим клином. Чуть темнее, чуть светлее, потом, подстраиваясь под яркость света, камера опять постепенно выходит на чуть более темный тон. Стены ущелья становятся более четко очерченными, практически вертикально вздымаясь вверх и справа, и слева. Сол сморгнул и отвернулся от экрана. Лицо у Рут было жесткое и угловатое, кожа неестественно белая, глаза и накрашенные губы блестят в отраженном от экрана свете. Камера нырнула в ущелье и сфокусировалась на текстуре битого камня, скользя по поверхностям, которые издалека казались шершавыми и растрескавшимися, но стоит камере подойти поближе, и острые очертания начинают сглаживаться. Эта сцена длилась
— Сейчас пойдет старый армейский лагерь, у восточной оконечности озера, — сказала Рут, — Агринион. Тот самый, где тебя допрашивали.
Сол кивнул, с головой уйдя в только что появившееся на экране изображение.
— Это противоположный конец Клейзуры, на северном склоне Аракинфа. Смотри, насколько здесь больше зелени. А это равнина. Вон там, слева, уже видно озеро.
— Он же возле озера был? — вставила Рут. — Лагерь.
Появилось озеро. Деревья, скорее всего ивы, свесили ветви к самой воде. За ними поверхность была усеяна плотными островками тростника, уходившими довольно далеко от берега; потом, по мере того как камера двигалась по кругу, ведя панорамную съемку, в кадр попали несколько полуразвалившихся деревянных зданий. Камера дернулась. Перед ней размахивали руками двое мужчин в военной форме, и вид у них был, мягко говоря, недружелюбный. Один сделал несколько шагов вперед, и в кадре появился кусок земли — как только камера резко качнулась вниз.
— Такого там тоже хватало, — сказала Рут.
Сол повернулся к ней.
— В исходном материале, — объяснила она. — Мы там много чего повырезали.
— Так это еще не все?
— Все, что стоит смотреть.
Когда пленка пошла снова, цвета стали более тусклыми. Непрозрачно-белесое небо, и озеро плоское, как будто нарисованное, — за темным частоколом тростника и непроработанными стволами деревьев. Весь передний план был занят длинным приземистым зданием, выкрашенным в белый цвет и крытым красной глиняной черепицей. За ним виднелось несколько тех самых деревянных строений, что уже попадались раньше. Через весь экран тянулся ряд маленьких зарешеченных окон. План был статичный, и на всем его протяжении никакого движения на экране так и не произошло. Сол молчал.
— Именно здесь тебя и держали, — сказала Рут. Судя по тону, эту фразу можно было расценивать и как вопрос. — Место первой встречи с Эберхардтом.
Сол кивнул, завороженный тем, что видел на экране — пусть даже без всякой динамики.
— Если бы я тогда мог ходить, — сказал он; и почувствовал, как Рут опустила руку ему на плечо и едва заметно напрягла пальцы. — Насколько все было бы по-другому.
— Сбежал бы с Фиеллой?
— Она тогда и сама-то еле ноги унесла, — Он оторвался наконец от экрана, и голос у него сразу стал более живым. — Навряд ли она была в состоянии унести меня на себе.
— А если бы унесла, вы никогда не написали бы «Die Keilerjagd», — улыбнулся Витторио.
Сол сделал над собой усилие и улыбнулся в ответ.
Дальше пошли места и пейзажи, ему незнакомые: поля с редко растущей пшеницей, оливковые рощи, ветряная мельница с белыми полотняными крыльями, две вороны, которые гонялись друг за другом вокруг колокольни. Витторио то раздраженно ворчал, то что-нибудь этакое говорил Рут насчет применимости той или иной картинки. Когда пленка кончилась, он зевнул и попытался откланяться.