В объятиях страсти
Шрифт:
– В чем же тогда заключались твои дьявольские замыслы, Рена? – И подарил ей дурманящий поцелуй.
Едва ли момент был подходящим для ответа. От объятий Трейгера мысли Сирены рассеялись, уступив огню, бушевавшему в ее жилах. Все, чего она желала, – это таять во властном кольце рук, делить мгновения блаженства с единственным мужчиной, которому принадлежало ее сердце.
Когда он наконец поднял темноволосую голову, Сирена поскребла ногтями щетину на его подбородке. Трейгер понял намек и, взяв бритву, снова сел в ванну.
– Позволь мне, – попросила она.
Выгнув
– Вы, случайно, не задумали, мадам, чего-то, что угрожало бы моей жизни?
Одарив его дьявольской усмешкой, Сирена приподняла ему подбородок, приготовившись сбрить бороду.
– Подобная мысль не приходила мне в голову… до этой минуты. – По-кошачьи стремительно она поднесла бритву к его горлу.
Трейгер вздрогнул, а затем замер, понимая, что малейшее движение может стать для него последним.
– Мне следовало трижды подумать, прежде чем довериться тебе, – пробормотал он, едва шевеля губами. – Не зря я мучился вопросом, что за дьявольский план зреет , в твоей голове. Надо быть редким болваном, чтобы подвергнуться нападению сидя в ванной.
Внезапное превосходство над Трейгером опьянило Сирену. Наконец этот мужчина оказался в ее власти, и она не собиралась отпускать его на волю.
– Да, не мешало бы тебе подумать, прежде чем лезть в воду, не зная броду, – безжалостно поддразнила она.
– Ведьма! – прошипел Трейгер, злясь на себя, что так легко попался в расставленную ею ловушку.
– Да, я ведьма, – согласилась Сирена, прижав бритву к горлу в ответ на попытку схватить ее за руку. – И ты будешь рабски повиноваться мне, если не хочешь лишиться головы по собственной глупости.
Трейгер смирился с тем, что придется выполнять все ее желания, иначе голова скатится с его плеч. Впрочем, не велика потеря, если учесть, что он уже лишился разума и здравого смысла, которыми так гордился.
– Какова твоя цена за мою шею?
Восхитительная, полная лукавства улыбка расцвела на ее лице.
– Признавайся, что безумно в меня влюблен и не возражаешь против тех беспокойств, которые я тебе причинила.
Трейгер с изумлением смотрел в веселые зеленые глаза. Сколько еще способен он противостоять сокрушительному воздействию этой женщины, высокомерно полагая, что время охладит его пыл. Однако чем больше стремился Трейгер освободиться, тем сильнее затягивалась петля на его шее. Он превратился в призрак из-за тщетных попыток убедить себя, что может обойтись без Сирены. Настало время забыть гордость и признать, что он проиграл ей все схватки и избежал полного разгрома, только прибегнув к тактике Вашингтона, отступавшего перед превосходящими силами. Бороться с любовью – куда более безнадежное дело, чем отстаивать независимость.
– Ты дразнишь и терзаешь меня в последний раз, – смиренно вымолвил он. – Я люблю тебя, Рена. Помоги мне, Боже, но это так.
Всю ее игривость как рукой сняло, и она уже сожалела о своем порыве. Вынужденное признание Трейгера в любви не доставило никакой радости. Понурив голову, Сирена отложила лезвие в сторону.
– Прости. Мне стыдно, что я заставила тебя солгать. Отпусти меня домой, Трейгер.
Она начала подниматься из ванны, но Трейгер схватил ее за руку и потянул вниз с едва заметной улыбкой на губах.
– Я совсем не хотел нуждаться в тебе, испытывать яростное желание защитить тебя, держать при себе, но я больше не в состоянии бороться со своими чувствами, – признался он, обводя кончиком пальца ее манящие губы. – Это правда, поверь. Я действительно люблю тебя.
Сирена затаила дыхание, не осмеливаясь поверить тому, что услышала из его уст признание, которого ждала целую вечность. А теперь, когда до боли желала рассказать ему о своих чувствах, язык не слушался ее. Не веря своему счастью, Сирена взирала на Трейгера с раскрытым ртом.
– Разве тебе нечего сказать? Тебе? Неисправимой строптивице, не побоявшейся обрушиться с обвинениями на обалдевших британцев? Неужели тебе не хочется позлорадствовать, что поймала в свои сети еще одного бравого вояку?
Язык по-прежнему не повиновался Сирене. Трейгер хмыкнул, чувствуя, что напряжение оставляет его впервые за несколько месяцев. «Определенно чистосердечное признание благотворно действует на душу», – подумал он. И раз начав, уже не мог становиться.
– Я шел по жизни, не встречая никого, кто так занимал бы мои мысли или по-настоящему тронул сердце. Я отрицал любовь, ибо полагал, что она является признаком слабости. Но, трусливо обманывая самого себя, я жил вполсилы. Рена, мысль о том, что я могу тебя потерять, страшит меня больше, чем победа красных мундиров. – Трейгер бросил на нее смущенный взгляд. – Ты должна простить меня за то, как я себя вел. Я новичок в подобных делах. Занимаясь шпионажем, я привык скрывать свои чувства и мысли, и мне нелегко дается это признание.
Сирене казалось, что ее сердце разорвется от счастья. Забросив руки ему за шею, она осыпала Трейгера поцелуями, нимало не тревожась, что выплескивает воду из ванны.
– О, я люблю тебя! – Ее лицо сияло от радости. – Я никогда не думала, что услышу от тебя подобное признание.
Трейгер снял ее руки со своей шеи, посмеиваясь над такой страстной атакой.
– Помнится, ты уже говорила, что любишь меня, но потом все отрицала. Откуда мне знать, что сейчас вы искренни, мадам?
– Не дразни меня, – надулась Сирена, а затем широко улыбнулась, заметив, как смягчаются его чеканные черты при взгляде на нее. – Ты же знаешь, что я никогда не могла устоять перед тобой, даже когда считала тебя мерзким типом, который подглядывал за мной в бухте, а потом решил похитить, чтобы получить выкуп.
Поставив Сирену на ноги, Трейгер взял полотенце и начал вытирать. Роджер прав. Стать горничной дамы – несомненное продвижение по службе.
– Ты хоть представляешь себе, какая ты красавица?
Сирена обвила руками его плечи и капризно попросила:
– Нет, расскажи мне.
Трейгер подхватил жену на руки и отнес на постель.
– Я предпочел бы показать. – И, не отрывая от нее взгляда, стал медленно-медленно гладить ее плечи. – Сирена, никогда не покидай меня, – хрипло произнес он, прежде чем завладеть ее губами.