В объятиях заката
Шрифт:
Полузакрыв глаза, она взяла его руку, приложила к своей груди и крепко прижала.
— Сам слушай, — прошептала она.
Бубба уже поумнел. Он понял, что Присцилла может довести мужчину до безумия. Весь день его тело боролось с мыслями о ней и о том, как она завелась и была готова на все прошлой ночью. Утром, когда она тайком прибежала к нему и предложила встретиться, он мысленно поклялся, что больше не позволит ей верховодить. Росс Коулмэн никогда не допустил бы, чтобы женщина с ним так обращалась. Если бы он захотел женщину, он бы ее взял. Бубба всегда хотел поступать так, как Росс.
И сейчас, к удивлению Присциллы, он толкнул ее назад, на траву, быстро расстегнул ее платье, спустил сорочку и пробежался пальцами по ее грудям, улыбнувшись от удовольствия, когда заострились и отвердели ее красные соски. Потом лег рядом с ней и другой рукой расстегнул свои брюки.
Он целовал ее, всунув язык ей в рот, играл ее грудями, чувствуя, как его естество набирает силу. Присцилла подумала, что ее выбор не так уж плох. Агрессивность Буббы взбудоражила ее. Во всем этом появился элемент опасности — словно он в любой момент мог потерять разум.
Ей удалось освободиться от трусиков, и она уже держала в руке его окрепшую пульсирующую плоть, направляя его. Он целовал ее груди, мыча и постанывая.
— Нет! — произнес он, когда она хотела выполнить за него его задачу. — Я хочу сам. — Он изогнулся над ней и втолкнул себя внутрь, сильно и глубоко. Она вскрикнула, но вскоре уже помогала его движениям. Буббе не пришло в голову продолжить удовольствие. Через секунду он взорвался в ней, излив наконец свое желание, которое владело им на протяжении месяцев.
— Черт бы тебя побрал, Бубба, — вздохнула Присцилла. — Не слишком-то ты долго продержался.
Он ее не слышал, он ничего не слышал. Он только продолжал всей тяжестью лежать на ней, думая, что это самая лучшая вещь на земле, которую ему приходилось испытывать и что, как только он соберется с силами, он намерен все повторить. Снова и снова. И ему не терпелось рассказать обо всем Люку.
Росс почти не смотрел по сторонам, покачиваясь в седле рядом со Скаутом. Этот человек был самоуверен, молчалив и напоминал Россу его самого несколько лет назад. Россу он не нравился, но он согласился сопровождать его, чтобы иметь возможность поразмыслить, чтобы не видеть Лидию и не вспоминать прошлую ночь, хотя ему было очень хорошо и он хотел бы ее повторить. Но только по обоюдному согласию. Он никогда больше не прибегнет к насилию.
Изнасилование! Боже мой! Он много совершил в своей жизни такого, чего можно было стыдиться, но никогда не совершал насилия над женщиной. Ему приходилось убивать мужчин. Много. Он воровал без всяких угрызений совести. Он разрушал то, что строили другие. Лгал, мошенничал. Но он не мог вспомнить другого момента, когда бы он чувствовал такое отвращение к себе.
— Ты не возражаешь, если мы заночуем здесь? — поинтересовался Скаут.
— Отлично. — Росс натянул поводья.
— Я принесу воды, а ты разведи костер. Я плохой повар. Так что лучше тебе этим заняться. А я помою посуду.
Росс кивнул, снял тяжелое седло и опустил его на землю. Он начал методично разбивать временный лагерь — то, что проделывал уже тысячи раз, пока скрывался от правосудия. Разделение труда, ссоры, проклятия по поводу неудач, планирование следующих грабежей, драки между товарищами по преступному миру — все это было ему знакомо. И за все это время, общаясь с самыми последними негодяями, он ни разу не оскорбил женщину.
Он с ума сошел от ревности, когда увидел ее с Хиллом, хотя здравый смысл и подсказывал, что даже если Лидия и захочет, то воспитание Хилла не позволит ему коснуться жены другого мужчины. Сегодня утром, прежде чем уехать, он справился у Мозеса о здоровье хозяина и предложил взять на себя часть его забот, чтобы он мог ухаживать за Уинстоном. А Уинстон через Мозеса передал ему сердечную благодарность.
Но он не мог так же поступить с Лидией. Ему было слишком стыдно. Он не мог заставить себя посмотреть ей в лицо и извиниться. Кем бы она ни была ранее, теперь она — его жена, практически мать его сына. Она была нужна ему, а он овладел ею как дикарь.
Так хорошо было сегодня утром проснуться рядом с ней. Но тут же в нем ожила память о прошедшей ночи. Увидев синяки на ее руках, когда она прикрыла руками грудь, увидев последствия своего насилия — засохшую кровь на ее бедрах, он почувствовал себя так плохо, как никогда в жизни.
Он не ожидал, что она окажется такой ранимой, почти как девственница, после рождения ребенка. Просто чудо, что он не нанес ей серьезных повреждений. Помешивая бобы на сковородке, он проклинал себя. Может, он так навредил ей, что это непоправимо? Может быть, как раз сейчас она медленно умирает, истекая кровью?
— Хорошо пахнет. — Скаут опустился рядом с огнем и налил себе чашку кофе.
— Все уже готово, если хочешь.
Росс оперся о дерево и уставился на закат. Когда он уезжал, она выглядела совершенно опустошенной, но не больной. Дай Бог, чтобы он не поранил ее слишком сильно.
Не удивительно, что она даже не взглянула на него, когда он с ней заговорил. Он искал в ее глазах хотя бы намек на прощение. Ожидал хотя бы малейшего протеста с ее стороны, когда заговорил о разводе, хотя они поженились всего несколько недель назад. Но она только смотрела на него этими глазами, которые могли гореть ярче огня либо стать холоднее камня — в зависимости от ее настроения. Она его ненавидит, сомневаться не приходилось.
— Ты не будешь ужинать? — спросил Скаут, жуя бобы.
— Сейчас я не голоден. Может, позже, — покачал головой Росс.
Черт возьми, не все ли равно, простила она его или нет? Она же просто девка. Конечно, раньше у нее и не такое бывало. Почему он должен чувствовать себя виноватым?
Потому что она боялась тебя, ублюдок. И ты знал это, но не остановился.
Она могла бы сопротивляться яростнее.
Она сопротивлялась как могла. А ты помнишь, как она выглядит? Да ее ветром может сдуть. Какие шансы были у нее против такого зверя, как ты?
Ну что же, она сама напрашивалась на это.
На изнасилование?