В объятьях зверя
Шрифт:
Стефан обернулся и увидел их.
Отца и мать… Нет, любимых маму и папу, как он всегда их называл. Улыбающиеся и счастливые, такие же молодые, как двенадцать лет назад.
— Мама… Папа… — выдохнул парень, не веря своим глазам.
Лили и Джузеппе подошли к нему, и мать с улыбкой коснулась ладонями щёк сына.
— Как же ты похож на отца… — прошептала она, и на глазах у неё заблестели слёзы.
— Я всегда знал, что мой сын, мой наследник будет похож на меня, — не без доли удовлетворённости и с необычайной гордостью сказал Джузеппе.
— Я так по вам скучал, боже…
Стефан кинулся
— Мы тоже очень скучали, Стефан, — произнёс отец, поджав губы, и парню показалось, что его голос дрогнул.
— Где мы? — спросил парень. — Где мне вас найти?..
— Ты сам увидишь. Пойдём, прогуляемся, — Джузеппе кивнул в сторону.
Они вышли из сада, и взору Стефана открылась набережная: многолюдная, суетливая, с криками чаек и доносящимся шумом прибоя, звонками велосипедов, проезжающих мимо. Как в детстве. Многие небоскрёбы ещё были в стадии постройки, а машин, припаркованных неподалёку, было раз в пять меньше, чем в любом другом квартале Нью-Йорка сейчас.
— Ну, узнаёшь? — улыбнулась Лили.
Стефан изумлённо оглядывался вокруг и понимал, что находится в Нью-Йорке, но будто бы вернувшись лет на двадцать назад: именно так выглядел город, когда ему было не больше десяти.
— Это Нью-Йорк… Но только восьмидесятых годов… — прошептал он.
— Да, — кивнул Джузеппе. — Это твоё детство, Стефан.
— Тебе было больно, — сказала Лили, коснувшись руки сына. — И ты хотел вернуться в это время… Смотри: сейчас это всё для тебя. Остановись на мгновение. Переведи дух. И успокойся. Мы с тобой. Тебе больше не будет больно.
— И пока… Расскажи нам всё, — попросил отец. — Скажи всё, что ты хотел сказать.
Стефан на мгновение будто бы застыл, не веря, что теперь у него есть возможность хотя бы немного времени провести с родителями. Он не знал, что сказать, но озвучил первую мысль, которая появилась у него в голове и была самой искренней.
— У вас теперь есть внучка, — выдохнул он.
Лили и Джузеппе широко улыбнулись.
— Она твоя копия, мам.
— Мы видели, каким счастливым ты был, когда она родилась, — сказал отец, и Стефан понял: родители действительно были рядом с ним всё это время. Возможно, они знали не всё о его жизни, но это было и неважно: он им обязательно расскажет.
— Маленькая принцесса, — с невероятной теплотой произнесла мать.
Удивительно, но родители не спрашивали ничего про его жену. Не было ничего такого, что возвращало бы его к болезненным воспоминаниям.
— Как её зовут? — с интересом спросил отец.
— Её зовут Никки. Николь Сальваторе.
— Я уверен, ты станешь для неё лучшим папой, — сказал Джузеппе, приобняв сына.
— Мой сын… Как же ты повзрослел… — тихо проговорила Лилиан. — А помнишь, как ты гонял по этой набережной на самокатах с Ребеккой наперегонки? Кажется, совсем недавно это было…
Стефан, поджав губы, кивнул.
— Да, — улыбнулся он. — И обижался на неё «на всю жизнь» каждый раз, когда проигрывал.
Он помолчал немного, а затем задумчиво сказал:
— Теперь она самый близкий для меня человек, — признался он. — Хоть мы и стараемся не вмешиваться
— Берегите друг друга, — попросил Джузеппе. — Запомни, сын: друг для друга вы — самая главная опора.
— Я очень её люблю, — тихо, но с твёрдостью прошептал Стефан.
Он не помнил, сколько продолжался их разговор, он успел рассказать отцу и матери обо всём, что происходило с ним все эти годы, обо всех своих взлетах и падениях, о своих планах и мечтах. Он бродил с ними по своей любимой набережной, ощущал солёный запах океана и капли бриза на коже и чувствовал: он счастлив.
Вдруг неподалёку, на пляже, Стефан увидел мальчишку, который запускал воздушного змея вместе с отцом, и радостно визжал.
— Я так и не научился делать воздушных змеев, — усмехнулся младший Сальваторе, покачав головой.
— Ты добился много чего другого, — приободрил его Джузеппе, похлопав сына по плечу.
— Мне без вас очень тяжело, — тихо проговорил Стефан, почувствовав, как горлу подкатывает ком, а на глаза выступают слёзы.
— Ты сильный, Стефан, — произнёс отец. — Помни: несмотря ни на что, мы с тобой. Вы с Ребеккой — самое дорогое, что у нас есть. И вы должны продолжать свой путь. Потому, что вы заслужили быть счастливыми.
— Что бы ни случилось, сынок, помни об одном: мы очень любим тебя, — прошептала Лили и прижала парня к себе.
Стефан понял, что уже не может сдерживать слёзы, и застонал от волны боли, которая внезапно накатила на него. Он плакал, жадно хватая ртом воздух, захлебываясь своими слезами и заходясь в немом крике. Последнее, что он почувствовал — это прикосновение рук отца на плечах.
В этот момент в глазах замерцали какие-то вспышки, Стефану показалось, что он куда-то падает, и он, мгновенно проснувшись, подскочил с кровати. Он оглянулся и вокруг себя увидел свою спальню. Плазменный телевизор, журнальный столик, светлая мебель — кажется, всё это было вполне реальным. Сальваторе провёл руками по лицу: щёки были влажными от слёз. И в этот момент пришло осознание, что сон не то, что он видит сейчас, а то, что он видел несколько минут назад.
Родителей уже не вернуть. Он может стать счастливым, побыть с ними, но теперь только во снах. Грудь как будто бы сковал какой-то обруч: было больно даже дышать.
Стефан сел на край кровати и закрыл лицо ладонями: слёзы вновь хлынули потоком, и остановить он их не мог, да и не хотел — так он мог выплеснуть хотя бы часть боли, которая накопилась у него в душе. Он плакал, и вместе с невероятной тоской в душу после такого спокойного, безмятежного, светлого сна возвращалось ещё более страшное чувство: ненависть.
Этот сон, эта золотая мечта могла бы стать реальностью: отец и мать были бы сейчас рядом с ним, советовали что-то, смеялись бы вместе с ним… Они увидели бы внучку… Если бы не та автокатастрофа на трассе М86.
Стефан просидел так около десяти минут, не замечая ничего вокруг. Лишь со временем он смог немного успокоиться и пойти принять душ.
Выйдя из ванной комнаты, Стефан увидел Елену: она в тоненьком платьице, которое открывало все её синяки и ссадины, стояла у плиты и, кажется, готовила завтрак. Когда он увидел её, у него в глазах будто бы потемнело, и убивающее пламя в сердце разгорелось с новой силой.