В одном лице
Шрифт:
— Все больше народу сидит по домам и смотрит телевизор, — прокомментировал дедушка Гарри. Гарри и сам сидел дома; дни его на сцене в женских ролях давно прошли.
Ричард позвонил мне, когда Эльмира обнаружила тело дедушки Гарри.
«Довольно химчистки, Эльмира», — сказал Гарри незадолго до смерти, увидев, как сиделка развешивает чистые вещи бабушки Виктории у него в шкафу.
— Наверное, я недослышала, — объясняла потом Ричарду Эльмира. — Мне показалось, что он спросил «Довольна химчисткой?», как будто поддразнивал меня, понимаете? Но теперь я уверена, что он сказал «довольно химчистки», как будто уже тогда знал, что собирается
Ради своей сиделки дедушка Гарри оделся, как и положено старому дровосеку, в джинсы и фланелевую рубашку, «без причуд», как сказала Эльмира, — и, свернувшись калачиком в ванной, как засыпающий ребенок, Гарри ухитрился каким-то образом выстрелить себе в висок из винтовки Моссберга калибра .30-30 так, что большая часть крови попала в ванну, а немногие брызги оказались на кафеле в тех местах, где оттереть их Эльмире не составило большого труда.
Сообщение от дедушки Гарри на моем автоответчике предыдущим вечером было, как всегда, коротким и деловым. «Не надо перезванивать, Билл — я отвалюсь пораньше. Просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке».
Тем же вечером — в ноябре 1984-го, незадолго до Дня благодарения — Ричард получил похожее сообщение на свой автоответчик; по крайней мере, там тоже была фраза «отвалюсь пораньше». В тот вечер Ричард повел Марту Хедли в кинотеатр, открывшийся в бывшем здании «Актеров Ферст-Систер». Но конец сообщения на автоответчике Ричарда был немного другим. «Я скучаю по моим девочкам, Ричард», — сказал дедушка Гарри. (После чего забрался в ванну и спустил курок.) Гарольду Маршаллу был почти девяносто один год — он отвалился самую малость пораньше.
Ричард Эбботт и дядя Боб решили устроить на День благодарения что-то вроде поминок по дедушке Гарри, но все ровесники Гарри — те, что еще были живы, — обитали в Заведении. (Они не присоединились к нам за ужином в доме дедушки Гарри на Ривер-стрит.)
Мы с Элейн вместе приехали из Нью-Йорка; Ларри мы тоже пригласили поехать с нами. Ларри было шестьдесят шесть лет; на тот момент у него не было постоянного любовника, и мы с Элейн беспокоились за него. Ларри не был болен. Он не подхватил вирус, но совершенно вымотался; мы с Элейн уже говорили об этом между собой. Элейн даже сказала, что вирус СПИДа убивает и Ларри — просто «иным образом».
Я был рад, что Ларри поехал с нами. Его присутствие мешало Элейн сочинять истории о моих текущих пассиях обоего пола. Так что в этот раз никто не был обвинен в том, что якобы насрал в постель.
Ричард пригласил на праздничный ужин нескольких иностранных студентов из академии Фейворит-Ривер; им было слишком далеко ехать домой на такие короткие каникулы — и в результате к нам присоединились две корейские девочки и неприкаянного вида мальчик из Японии. Все остальные были знакомы друг с другом — не считая Ларри, который никогда прежде не бывал в Вермонте.
Хотя дом дедушки Гарри стоял практически в центре города — и в двух шагах от кампуса академии, — Ларри все равно охарактеризовал Ферст-Систер как «глухомань». Бог знает, что подумал Ларри об окружающих город лесах и полях; начался сезон охоты на оленей с огнестрельным оружием, и повсюду слышались выстрелы. («Варварская глухомань» — так окрестил Ларри весь штат Вермонт в целом.)
Миссис Хедли и Ричард с помощью Джерри и Хелены взяли на себя готовку; Хелена, новая подружка Джерри, была жизнерадостной болтушкой; совсем недавно она бросила мужа и объявила, что ей нравятся женщины, при том что она была ровесницей Джерри (то есть ей было сорок пять) и матерью двоих взрослых детей. «Малышам» Хелены было уже по двадцать с лишним лет; они проводили праздники с ее бывшим мужем.
Загадочным образом Ларри и дядя Боб сразу нашли общий язык — может, потому, что Ларри было столько же, сколько было бы тете Мюриэл, если бы она не попала в ту автокатастрофу, в которой погибла и моя мама. Вдобавок Ларри страшно понравилось беседовать с Ричардом о Шекспире. А я с удовольствием слушал их разговор; таким образом я как будто подслушивал свою юность в Клубе драмы и наблюдал за тем, как проходит мимо часть моего детства.
Поскольку теперь в Фейворит-Ривер принимают и девочек, объяснял Ричард Эбботт, подбор ролей в Клубе драмы существенно отличается от тех времен, когда академия была мужским интернатом. Ричард рассказал, что раньше ему страшно не нравилось брать мальчиков на женские роли, за исключением дедушки Гарри, давно уже не мальчика и восхитительного в виде женщины (а вдобавок у него была Элейн и еще горстка преподавательских дочек). Но теперь, когда в распоряжении Ричарда оказались мальчики и девочки, его беспокоило то же, что и многих других режиссеров школьных театров, с которыми мне впоследствии предстояло познакомиться. Девочкам чаще нравится театр, и девочек всегда больше. На все мужские роли вечно не хватает мальчиков; приходится подбирать пьесы с большим количеством женских ролей, поскольку девочек почти всегда набирается больше, чем ролей для них.
— Шекспир никогда не возражал против перестановки полов, Ричард, — намекнул Ларри. — Почему бы тебе не сказать своим актерам, что в тех пьесах, где преобладают мужские роли, ты будешь брать на мужские роли девочек, а на женские мальчиков? По-моему, Шекспир был бы в восторге!
(Несомненно, сам Ларри точно был бы в восторге. Он смотрел на мир, включая и Шекспира, через призму пола.)
— Очень интересная мысль, Ларри, — сказал Ричард Эбботт. — Но речь идет о «Ромео и Джульетте». — (Видимо, это будет следующая пьеса Ричарда, подумал я; я не очень-то внимательно слушал ту часть беседы, где речь шла о расписании постановок.) — В этой пьесе всего четыре женские роли, и только две из них имеют значение.
— Да, да, понимаю, — сказал Ларри; он явно выпендривался. — Ты прав, леди Монтекки и леди Капулетти не имеют значения. По сути, остаются только Джульетта и Кормилица, а мужчин там больше двадцати!
— Вообще идея взять мальчиков на женские роли и наоборот звучит соблазнительно, — признал Ричард. — Но они всего лишь подростки, Ларри. Где я возьму парня, у которого достанет мужества сыграть Джульетту?
— Э-э… — начал Ларри и замолчал. (Даже он не нашелся с ответом.) Помню, как я подумал, что это не моя проблема и мне никогда не придется иметь с ней дела. Пусть Ричард сам с этим разбирается, подумал я; у меня были другие заботы.
Дедушка Гарри завещал мне дом на Ривер-стрит. На что мне сдался дом с пятью спальнями и шестью ванными, в Вермонте?
Ричард велел мне придержать его. «Получишь за него больше, если продашь его потом, Билл», — сказал он мне. (Дедушка Гарри оставил мне и немного денег тоже; я не нуждался в дополнительных деньгах, которые мог бы выручить, продав дом на Ривер-стрит, — по крайней мере, пока что не нуждался.)
Марта Хедли вызвалась организовать аукцион, чтобы избавиться от ненужной мебели. Гарри оставил немного денег дяде Бобу и Ричарду Эбботту; самую большую сумму он завещал Джерри — взамен ее доли в доме.