В одном лице
Шрифт:
Я сосредоточенно слушал советы Киттреджа, стараясь не пропустить ни слова. Порой слушать его было болезненно, поскольку Киттредж упорно возвращался к подробностям своего несчастливого сексуального приключения с Элейн.
— Извини за конкретный пример, Нимфа, но просто чтоб ты понимал, как действует Харлоу, — говорил Киттредж, прежде чем со смаком описать свою кратковременную потерю слуха в результате того, какими громкими были оргазмы Элейн Хедли.
— Харлоу хочет услышать, как тебе жаль, Нимфа. Он ждет, что ты будешь каяться. Вместо этого ты непрерывным потоком
— Понятно, — сказал я. — И никакого раскаяния, так?
— Никакого раскаяния — совершенно верно. И имей в виду, Нимфа, — сказал Киттредж этим своим жутко изменившимся голосом. — Имей в виду, я считаю то, что ты сделал, омерзительным. Но я аплодирую твоей храбрости, и, несомненно, ты имел право это сделать!
А затем, так же внезапно, как он подхватил меня на лестнице общежития, Киттредж исчез — через секунду он уже бежал прочь по коридору третьего этажа, и мальчишки в дверях провожали его восхищенными взглядами. В этом был весь Киттредж. Осторожничай не осторожничай, он все равно умел тебя подловить; только сам Киттредж знал, куда приведет разговор. Часто мне казалось, что он знает окончание разговора еще прежде, чем начать его.
Именно в этот момент дверь нашей квартиры распахнулась; на пороге стояли Ричард Эбботт и моя мать, и похоже было, что они притаились по ту сторону двери уже довольно давно.
— Мы услышали голоса, Билл, — сказал мне Ричард Эбботт.
— Я слышала голос Киттреджа — его голос я везде узнаю, — сказала мама.
Я оглядел неожиданно опустевший коридор.
— Наверное, тебе послышалось, — сказал я маме.
— Я тоже слышал Киттреджа, Билл, и он вещал довольно вдохновенно, — сказал Ричард.
— Вам обоим надо уши проверить — похоже, у вас что-то со слухом, — сказал я и прошел мимо них в гостиную.
— Билл, насколько я помню, завтра у тебя встреча с доктором Харлоу, — сказал Ричард. — Наверное, нам стоит об этом поговорить.
— Я знаю, что собираюсь сказать доктору Харлоу, Ричард, — подробности-то еще свежи в памяти, — ответил я.
— Билли, лучше тебе быть поосторожнее с тем, что говоришь доктору Харлоу! — воскликнула мама.
— С чего мне осторожничать? — спросил ее я. — Скрывать мне нечего — теперь нечего.
— Полегче, Билл, — начал Ричард, но я не дал ему продолжить.
— Киттреджа ведь не вышибли за секс, так? — спросил я Ричарда. — Ты что, боишься, что меня вышибут за то, что у меня не было секса? — спросил я маму.
— Не говори глупостей, — начала мама.
— Тогда чего ты боишься? — спросил ее я. — Когда-нибудь я буду заниматься сексом сколько захочу — и так, как я захочу. Ты этого боишься?
Она не ответила, но я видел, что она и правда боится, что я буду заниматься сексом сколько захочу и как захочу. На этот раз Ричард не стал встревать; он не попытался ее выручить. Я ушел в спальню и закрыл дверь, подумав, что Ричард Эбботт, скорее всего, знает что-то, не известное мне.
Я лежал в постели и пытался представить все, чего я могу не знать. Должно быть, это мама утаила что-то от меня, думал я, и, вероятно, Ричард не одобряет ее молчания. Это объяснило бы, почему Ричард не ринулся маме на помощь, когда ей пришлось расхлебывать ту кашу, которую она сама и заварила. (Ричард не выжал из себя даже свое обычное «Полегче, Билл!».)
Потом, пытаясь заснуть, я размышлял, что если у меня когда-нибудь будут дети, я расскажу им все. Но слово все заставило меня вспомнить подробности моего сексуального опыта с мисс Фрост. Воспоминания об этих подробностях, которые мне предстояло завтра утром изложить — в максимально похабной (и даже порнографической) манере — доктору Харлоу, привели к тому, что я начал представлять секс, которым мы с мисс Фрост так и не успели заняться. И, разумеется, поскольку простора для воображения было предостаточно, той ночью я еще долго не мог заснуть.
Киттредж так отменно подготовил меня к разговору с доктором Харлоу, что наша беседа даже разочаровала меня. Я просто рассказал ему всю правду; я не упустил ни одной детали. Я даже рассказал, как поначалу не понимал, было ли у нас с мисс Фрост то, что обычно называют сексом — то есть было ли проникновение. Слово проникновение так завладело вниманием доктора Харлоу, что он даже перестал писать в своем блокноте; он просто задал прямой вопрос.
— Так было ли проникновение? — нетерпеливо спросил он.
— Всему свое время, — ответил я. — Эта часть истории не терпит спешки.
— Билл, я хочу знать в точности, что произошло! — воскликнул доктор Харлоу.
— И узнаете! — вскричал я в ответ. — Загадка — это тоже часть истории.
— Меня не волнуют твои загадки, — заявил доктор Харлоу, нацелив на меня карандаш. Но я не собирался торопиться. Чем дольше я буду говорить, тем больше этому лысому совоебу придется выслушать.
В академии Фейворит-Ривер особенно нелюбимых преподавателей звали «лысыми совоебами». Происхождение этого прозвища туманно. Наименование ежегодника «Сова», вероятно, намекало на предполагаемую мудрость совы — о которой говорит сомнительное выражение «мудрый как сова». (Наши дурацкие спортивные команды назывались «Орланами», что добавляло неразберихи — ведь орланы не относятся к совам.)
— Эпитет «лысый» может быть связан с тем, как выглядит обрезанный пенис, — сказал однажды мистер Хедли — во время нашего общего семейного ужина.
— Почему, ради всего святого, ты так думаешь? — спросила своего мужа миссис Хедли. Нас с Элейн этот разговор просто зачаровал — не в последнюю очередь из-за очевидной неловкости, которую вызвало у моей матери слово «пенис».
— Видишь ли, Марта, слово «совоеб» отражает гомоненавистническую культуру мужского интерната, — продолжил мистер Хедли в своей обычной лекторской манере. — Мальчики называют «совоебами» самых ненавистных преподавателей, поскольку предполагают, что худшие из нас — гомосексуалы, которые дрючат — или мечтают дрючить — учеников.
Мы с Элейн чуть не лопнули со смеху. Мы никогда и не задумывались, что выражение «лысый совоеб» может действительно иметь какой-то смысл!
Но неожиданно заговорила моя мама.
— Просто мальчишкам нравится сквернословить. Мальчишки всегда говорят непристойности — они так мыслят, — с горечью сказала мама.
— Но изначально это что-то значило, Мэри, — настаивал мистер Хедли. — Это выражение определенно возникло не просто так, — сказал учитель истории.