В огонь и в воду
Шрифт:
Офицер призадумался.
— Что же вы не входите? — продолжала она. Вы сейчас застали меня за туалетом, который я готовлю для балета в Лувре. Немного позднее вы б ы меня застали в спальне, где все приготовлено для меня на ночь.
Слабый свет лампы в алебастровом шаре позволил поручику видеть через отворенную дверь поднятые занавески алькова, белую постель и разложенный на мебели ночной туалет. Он отступил на шаг назад.
— Итак, принцесса, вы никого не видели?
— Никого.
— Вы поклянетесь?
Принцессе показалось, что занавеска алькова колыхнулась, как будто невидимая рука готовилась приподнять её.
— Клянусь! — сказала она решительно.
— Я ухожу, — сказал офицер, кланяясь.
Теперь принцесса сама подошла к нему.
— Как вас зовут? Я хочу знать, по крайней мере, кого должна благодарить за такой деликатный поступок.
— Мое имя совершенно не известно, оно вам ничего не скажет: меня зовут Лоредан.
Он низко поклонился принцессе, подал знак своим людям идти за ним и вышел медленно, как бы оставляя неохотно дом, где он надеялся захватить убийцу своего отца.
Принцесса и Хлоя обе разом бросились к дверям, через которые вышел поручик. Наклонив голову вперед, они прислушивались к шуму удалявшихся шагов, сперва в передней, потом на лестнице. Не сводя глаз друг с друга, безмолвно, они считали, сколько ему ещё остается пройти, чтобы совсем уйти из дома. Шум все больше и больше слабел. Убедившись, что всякая опасность миновала, они облегченно вздохнули.
— Ах! — сказала Хлоя, — я до сих пор ещё дрожу. Я думала, что упаду, когда тот проклятый человек объявил, что станет осматривать весь дом!
— Знаешь, что без тебя он пропал бы! Ах! Я тебя никогда уж не отпущу, и выходи замуж, за кого хочешь!
Как только она отворила дверь из больших сеней послышался смешанный шум голосов.
— Что там еще? — спросила принцесса, пока Хлоя целовала ей руки. Кажется, опасности больше нет, а мне очень страшно! Пойди, посмотри, не задержало ли что-нибудь этого офицера. Если бы они взяли графа де Монтестрюка, я бы не пережила этого, понимаешь ли?
Хлоя быстро ушла. Оставшись одна, принцесса побежала в комнату, где был спрятан Югэ. Он только что раздвинул занавески, за которыми скрывался, она кинулась к нему.
— Ах! Спасен! Спасен! — вскрикнула она.
Слезы текли ручьями по её лицу.
— Признайтесь, вы хотели выйти, когда я поклялась, что никого не видела?
— Посмотрите сами, я уже вынул было шпагу! Они бы не взяли меня живым! Но подвергать вас необходимости лгать, вас и за меня!.. О! Эта мысль приводит меня в отчаяние!
— А мне что за дело? И как мало вы меня знаете! Я бы поклялась сто, тысячу раз, во всем, чего бы не потребовали, на евангелии, на распятии… не бледнея! Разве я не могла отступить перед чем бы то ни было, чтобы только вырвать вас у смерти?
В порыве страсти принцесса не помнила сама себя, глаза её сверкали, восторг сиял в её улыбке.
— Эта странная речь вас удивляет, — продолжала она, — и вы спрашиваете себя, быть может, отчего во мне столько усердия и столько огня?
— Да, отчего? — спросил он, не сводя с неё глаз.
Она схватила его за руку и увлекла в большую комнату перед спальней. При ярком огне свечей, освещавших её прекрасное лицо, бледная, взволнованная, подавленная страстью, но не опуская глаз, она сказала ему дрожащим голосом:
— Помните ли вы, как раз вечером, в замке в окрестностях Блуа, почти в ту самую минуту, когда ваша очарованная молодость готова была заговорить языком страсти с другой женщиной, вы вдруг почувствовали в темной галерее горячее дыхание уст, встретившихся с вашими?
— Как! Этот поцелуй?
— Я дала вам его… и ваши руки хотели схватить меня, но я убежала.
— Вы! Вы! Это были вы?
— Да, я! Ах! Я почувствовала, что этот связывает меня с вами навеки…какая я была тогда, такая же и теперь.
Ослепленный, очарованный, Югэ смотрел на это милое лицо, сиявшее огнем страсти. Зеленые глаза Леоноры сверкали. Он открыл рот, чтобы говорить, она положила ему руку на губы и продолжала:
— Ах! Не портите мне эту чудную минуту благодарностью! Я действую из одного эгоизма. Что сделали вы, чтобы внушить мне такую любовь? Ничего. Я полюбила вас с первой минуты, как увидела, сама не зная этого, не подозревая. Я думала, что это просто симпатия к вашей молодости и храбрости, потом любовь сказалась вдруг, внезапно. Я вся принадлежу вам. Я жила мыслями о вас, а между тем знаю, что вы мечтаете не обо мне!
Печаль разлилась по её лицу, огонь потух в глазах, и бессильная рука выпустила руку Югэ.
— Ах! Я безумная! — проговорила она.
Две слезы выкатились из её глаз; она уходила, он удержал её.
— За такую преданность можно отплатить только жертвой целой жизни! вскричал он. — Но чем она выше, беззаветнее, тем больше честь моя требует, чтоб я не употреблял эту преданность во зло. Нет! Я не могу принять от вас приют, не подвергая вас, быть может, таким же точно опасностям, какие грозят мне самому…
— Да, понимаю, — отвечала она с грустью. — Вам тяжело быть мне чем-нибудь обязанным! Вы не можете, вы не хотите быть мне благодарным, чтоб не похитить эту благодарность у другой! Вы хотите уйти от меня, уйти из этого дома, где мы с вами снова встретились. Убедитесь однако прежде, возможно ли это?
Она снова взяла его за руку и через целый ряд темных комнат привела привела в кабинет с одним окном, выходившим на главный фасад отеля. Она подняла занавеску и Югэ взглянул. У столбика спал тряпичник, а в нескольких шагах от проезда ходили взад и вперед два солдата из дозора.