В открытом море(изд.1965)-сборник
Шрифт:
Почти три бухты манильского троса ушло за борт, а синий кит все тащил и тащил его. Чтобы хоть немного убавить напряжение троса, я вел судно за китом полным ходом.
На мостике вдруг появился Паво Рейерсен. Он был взбешен, что мы осмелились без его участия стрелять по киту.
— На вашем судне право бить китов предоставлено только мне! Я буду жаловаться! — прокричал он по-английски, а потом, постояв и осмотревшись, не без злорадства добавил: — Теперь блювал будет таскать вас до ночи. Здесь всюду льды. Вы погубите судно.
— А что вы порекомендуете сделать? — спросил я у Рейерсена.
— Обрубите трос, это вам обойдется дешевле, — сердито ответил он и ушел с мостика.
Среди моих людей растерявшихся не было. Яшкунов движением рук давал сигналы механику и рулевому, а боцман с трюмным матросом заряжали пушку для добойного выстрела.
Натянутый трос внезапно ослаб. Кит показался на поверхности океана и выпустил высокий розовый фонтан.
«Ранен в легкие, скоро перестанет метаться», — решил я и, застопорив ход, приказал механику выбирать из воды трос, так как боялся намотать его на винт.
Как только заработала паровая лебедка, кит опять рванулся и ушел под воду. Механику пришлось отдать стопор и вновь выпустить чуть ли не целую бухту троса.
У кита было еще много сил. Он минут сорок таскал нас за собой по успокаивающемуся океану, но нырял уже не глубоко и, часто всплывая, беспрерывно выпускал невысокие бледно-розовые фонтаны.
Наконец кит заметно ослабел. Запустив лебедку, мы начали подходить к нему.
С пятидесяти метров Яшкунов дал по киту второй выстрел... Животное медленно повернулось на бок и, показав неподвижный грудной плавник, начало тонуть.
Мы подтянули его к борту. Боцман глубоко воткнул в тело убитого исполина трубчатую пику, соединенную резиновым шлангом с компрессором, и накачал тушу воздухом, чтобы придать ей плавучесть. Затем вместе с матросом он начал закреплять на ките цепи и буксирный трос.
Через некоторое время послышался удивленный возглас боцмана:
— А кит-то, оказывается, стреляный! Гарпун в сало врос... Лет десять, видно, таскает в себе.
И в самом деле, с правого боку, довольно близко от хвостового стебля, из тела кита торчал конец заржавленного гарпуна с измочаленным обрывком линя.
Стреляный кит встревожил Рейерсена. Старик приказал своему помощнику спуститься за борт и посмотреть, какой фирме принадлежит гарпун.
Ларс Ольсен, спустившись на кита, стал счищать с гарпуна ржавчину и разглядывать метки на нем. Вскоре он выпрямился и сообщил, что на стержне гарпуна выбита цифра семь и знак китобойной флотилии «Космос».
Услышав это, старик отступил назад. Лицо его вдруг задергалось, а губы побледнели и затряслись. Словно задыхаясь, он начал хвататься руками за воздух...
Норвежец, наверное, упал бы, если бы его не подхватил подбежавший механик.
— Что с вами?
Старик не мог вымолвить слова, он едва держался на ногах.
Наши матросы помогли Ольсену стащить гарпунера в каюту и уложить в постель.
Мы не понимали, что могло так потрясти старика. Только Феде Яшкунову удалось разузнать все у Ларса Ольсена. Оказывается, когда Паво Рейерсен тринадцать лет назад плавал на китобойце «Космос-7», этот синий кит разорил его и сделал товарища инвалидом.
Гарпунер стрелял в кита с дальнего расстояния. Выстрел получился запоздалый: гарпун вонзился в тело не у сердца, а почти у хвоста.
Взбесившееся от боли животное так рванулось, что фок-мачта переломилась пополам и рухнула на палубу вместе с сидевшим в бочке помощником гарпунера.
Огромный кит мчался вперед, точно торпеда. Он размотал пять бухт троса и, оборвав его вместе с блоками амортизатора, утащил в море.
У помощника гарпунера, упавшего с высоты, была разбита голова и сломаны обе ноги. Все затраты на его лечение и стоимость потерянных снастей китобойная компания «Космос» высчитала с Рейерсена. Гарпунер за весь сезон охоты ни копейки не получил и еще остался в долгу. Свой долг он выплачивал три года. С тех пор он дал зарок стрелять в китов только с близкого расстояния.
Суеверный норвежец верил в то, что кит, пойманный с унесенным гарпуном в пятницу, да еще через тринадцать лет, — недоброе предзнаменование. Не будет счастья в этот сезон ни Паво Рейерсену, ни тем, кто убил кита. В старые времена после такого случая китобои обычно прекращали охоту и спешили к материку, к твердой земле.
Кит был огромным — двадцать восемь метров длиной. Когда мы притащили его на буксире к китобойной базе, то все ее население — раздельщики, жиротопы, прачки, повара и официанты — высыпало на палубу взглянуть на синего великана.
— Хорошо заработал Паво Рейерсен, не малый процент получит он, — не без зависти говорили норвежские мастера, работавшие на жиротопных котлах. — Такой кит даст жиру больше, чем полторы тысячи овец.
— Да, весом не менее ста двадцати тонн будет, — подтверждали раздельщики.
А люди нашего китобойца помалкивали; только я доложил капитан-директору, что кит убит не норвежцами, а Федей Яшкуновым. И тут же сказал ему:
— Уберите от нас Рейерсена. Яшкунов с молодым норвежцем будут охотиться без его фокусов.
Капитан-директор послал к нам на китобоец врача. Тот осмотрел старика и определил, что у него нечто, похожее на кровоизлияние в мозг, что ему необходим длительный покой.
— На китобойце такого покоя не будет, — заключил врач. — Надо осторожно переправить его в госпиталь базы.
Услышав про госпиталь, старик запротестовал: у него нет бешеных денег, чтобы лечиться у врачей, да еще в Антарктике, где за все дерут втридорога. Он никак не хотел понимать, как это так: почему китобои советской флотилии не платят врачу за лечение да еще во время болезни сами получают деньги? Здесь, видно, какой-то подвох или обман. На других флотилиях таких порядков он не встречал.