В ожидании рассвета
Шрифт:
— …моя Эрсаг, я буду скучать!..
— …вырву ему глаза и скормлю…
— …был сморт, ранга третьего-четвёртого…
— …этот др-раный этаж так высоко…
— …ну и что сказала та магичка…
И ещё много фраз на языке демонов, у которых он улавливал лишь общий смысл. Фарлайт мгновенно потерялся в окружившем его шуме и ужаснулся: как можно жить, постоянно слыша эту какофонию?
— Не там слушаешь, — сказал Каинах, и провёл пальцами о лбу Фарлайта.
Голоса будто отрубило топорищем. Осталось только два, оба женские.
— …теперь убираюсь на этаже Нергаля.
— Это кто?
— Ну тот новый
— Ха! Я поняла, поняла. Какой-то он дефектный получился, да?
— О, я надеюсь, что не во всех местах! Я задумала одну штуку.
— М-м?
— Я заставлю его в себя влюбиться.
— Ха-ха-ха! Да ну? Зачем?
— Мезальянс, подруженька! Знаешь такое слово?
— Вряд ли бэл даст добро на такой брак.
— Что ж, по крайней мере, у меня будет влиятельный покровитель.
— Если у тебя получится.
— Естессно, получится. Ты посмотри на него, он в прошлой жизни женщин только на картинках видел! Истечёт слюнями, как только я обращу на него внимание. И тогда у меня всё будет. И комнаты, и одежды, и мониста, и…
Когда Каинах отнял руку от головы Фарлайта, того чуть не перекосило от злобы.
— А я ей поверил, — процедил он.
— И вот так она отзывалась о тебе всё время, пока тебя не было рядом. Стоит ли мне добавлять, что она попала в мой виварий не за какие-то чужие долги, а в наказание за кражу? — добил его Каинах.
Фарлайт молча взобрался на подоконник и спрыгнул вниз. Крылья еле удержали его от удара о землю.
Фарлайт шёл домой пешком, и другие демоны расступались перед ним, полные уважения и благоговения. Но что с их льстивых взглядов, если единственная женщина, чьё уважение он ценил, унизила его?
«А сама будто бы хорошая, кровь пить не захотела», — подумал он гневно и продолжил осыпать себя проклятьями за слепоту. Просчитал действия верховных судей — но не смог понять, что движет какой-то служанкой!
Что ж, тем лучше. Из-за Нинур он сомневался, стоит ли продолжать свою работу для Тьмы, но теперь и думать нечего. Мир сплетников, предателей, воров, садистов и убийц. Как он такой получился?
…А что ещё могло получиться из того Хаоса-океана, из которого он сегодня пытался творить?
— Я тебя заждалась. Уже успела собрать вещи… Как там шкаф, кстати? — спросила Нинур.
— Шкаф в порядке, скоро у тебя будут здоровые ножки, — улыбнулся Фарлайт, и улыбка эта вышла у него совсем не естественной. Но Нинур была опьянена радостью и ничего не заметила.
Фраок торжественно подхватил счастливую бесовицу за руки и исчез вместе с ней в вихре портала.
Вышли они на городской площади, аккурат между двумя сферными столбами.
— Зачем мы здесь? — удивилась Нинур. — Разве шкаф не в игалли?
— Кажется, промахнулся порталом, — беспечно отозвался Фарлайт, усаживая бесовицу на землю. — Подожди пока здесь, я сейчас вернусь.
Фраок подошёл к ремесленной лавке, попросил что-то у демона и неспешно вернулся. В руках у него был молоток и длинные гвозди.
— Что это? — полюбопытствовала Нинур, всё ещё ничего не понимая.
Её тело вдруг взметнулось в воздух, бесовица попыталась взять полёт под контроль, но у неё ничего не вышло: ни руки, ни крылья не слушались её и вдруг прижались ко столбу. Фарлайт молча обхватил её запястье, прижал к дереву и приставил гвоздь.
— А-а-а! — завопила Нинур. — Что ты делаешь?!
Но Фарлайт начал молча вбивать гвоздь ей в руку, магией удерживая тело бесовицы прижатым к столбу. Она кричала и кричала, пока у Фарлайта не закончились гвозди — он вбил в каждую руку и крыло по несколько штук для надёжности. На площади скапливались безмолвные люди, раздражавшие фраока. Ему больше всего хотелось, чтобы кто-нибудь его остановил, но казалось, что в эти минуты молчат все горожане, кроме Нинур. Если фраок так делает — значит, так надо.
Только когда Нинур умолкла, Фарлайт смог посмотреть в её глаза, полные слёз.
— Что я тебе сделала? — прошептала она.
— Ты мной пользовалась, — отозвался тот. — Ты мне лгала. А я был для тебя только унылым жирным дураком, которым можно прокладывать себе путь к богатству.
И он выцарапал на лбу Нинур когтем слово «лгунья», пока она продолжала рыдать.
— Это неправда, — проговорила она.
— Правда. Я слышал всё своими ушами. Чужие воспоминания не подделать. Ты говорила с какой-то своей подругой… про мезальянс.
— Да, я так думала, — решила признаться Нинур. — Но я тогда совсем тебя не знала… А потом поняла, что была неправа на твой счёт… я узнала, какой ты на самом деле и… и… я полюбила тебя. И для меня не было больше счастья, чем от твоей улыбки, когда меня удавалось её разбудить…
— Лжёшь, — отрезал Фарлайт.
— Нет! Это правда, правда! — заметалась Нинур, но сделала себе только больнее и зажмурилась от спазма в руках, не в силах больше вымолвить ни слова.
— Легко солгала один раз, так же солжёшь и второй, — Фарлайт был непоколебим. — Обливала Каинаха грязью, а он осудил тебя за воровство — по закону. Или это тоже неправда?
— Правда, — прошептала Нинур, и вдруг яростно заорала в полный голос на всю площадь: — А кто у нас безгрешный? Может быть, ты?!
Фраок усмехнулся.
— Может, и не безгрешный, но я единственный, кто пытается сделать мир лучше.
— Чем? Лежанием на постели?! Я только и слышала от тебя все эти месяцы, как тебе грустно, как тебе плохо, как ты страдаешь оттого, что мир такой несовершенный! Ты, родившийся в богатой семье! Ты, получивший лучшее образование и непыльную работу! Ты, террорист, которого за угрозу уничтожить всё живое не только не осудили, но превратили — в кого? В демона высшей расы, которому все должны кланяться в ножки! Вы все облечены так называемой великой силой… в сортире я видела эту силу! Что с её помощью можно было сделать — реально сделать? Чтобы мир стал лучше, как ты говоришь! Вы устроили долбанный геноцид, а ты был тем, кто его придумал. А мог придумать лекарства или что-нибудь в этом роде! И после всего этого ты смел плакаться мне на свою жизнь?! А я родилась на самом дне, и да, я воровала. И что со мной сделали? Может, меня превратили во фраочку в наказание? Ну уж нет! Меня посадили в виварий, а потом сломали ноги и заставили убираться за вами, ленивожопыми, которые горшок ночной вынести не могут! Стала ли я убивать налево и направо? Нет! И плакала ли я? Тоже нет, я сейчас плачу вообще впервые с самого детства. Я всегда встречала новый день с радостью, с благодарностью, что ещё жива, что у меня есть кров и друзья, что самое страшное для меня позади… Я! По-настоящему! Мучилась! А ты! От безделья!