В ожидании рассвета
Шрифт:
— Я устал, Адара. На заре этого мира я был его яростью, а ярость хороша, когда она бурлит в жилах, когда она становится единственной силой, что тобой движет. Но за свою долгую, бесконечно долгую жизнь я растерял весь свой гнев. Адара, я бился, но битва больше не приносила мне удовольствия. И тогда я превратился из живого оружия в писаку-чиновника. Гардакар — единственный достойный противник из ныне живущих. Он один может вернуть мне настоящий вкус битвы, вкус жизни… Втайне я сам мечтаю, чтобы Пророк ошибся. Ведь этот бой — лучшее, что меня ждёт до скончания веков.
Тогда разгорячённая Адара сочла Раутура
Пророк тоже пришёл посмотреть на битву, скрыв своё демоническое обличье. Адара решила, что если Раутур падёт, в тот же миг она отсечёт Пророку голову. В тот же миг демон исчез, и рыцарша возлорадствовала: «Ага, испугался!» Она не догадывалась, что Пророк-Каинах скрылся потому, что Ламаш с Гардакаром заметили его среди кшатри.
Да, где было Адаре знать истинную природу Пророка…
Притворившийся спящим перед другими фраоками, он сам внушил Фарлайту идею оставить его, Каинаха, в покое. Оставшись в одиночестве, он, теперь свободный на ближайшие тысячелетия, отправился в путешествие по Земле. Он то учил землян то питию крови, оставшись в их памяти первым вампиром — Каином, то письму, ремеслу и законам, называясь верховным богом — бэлом, или, как его запомнили, Баалом.
Когда примитивная Земля наскучила ему, Каинах захотел возвратиться во Тьму, но там вовсю действовал другой Каинах, которым он сам когда-то был. И тут судьба сделала ему подарок — фраок прознал, что Раутур сам от скуки иногда заглядывает на Землю. Он быстро подстроил случайную встречу с судьёй и сыграл роль всё ведающего Пророка. «Предсказывать» историю Тьмы Каинаху было просто, ведь он когда-то видел всю эту историю своими глазами и даже написал по ней несколько учебников. Так Раутур стал наведываться к фраоку за пророчествами, ведь те, что давали обычные маги из Тьмы, были туманны и неконкретны. И, когда Пророк испросил у Раутура разрешения переехать во Тьму, «о которой ему было столько видений», тот с радостью поселил предсказателя в своём замке.
Когда возраст Каинаха перевалил через восьмое тысячелетие, он… устал жить (эта усталость постепенно перекинулась и Раутуру, поскольку к тому времени он был уже единственным, с кем общался Пророк). Каинаху уже не хотелось ждать нужного года, чтобы встретиться с другими фраоками для убийства Норшала, этот приказ для него обессмыслился. И, когда демоны в подвале лаитормского суда взволнованно восклицали: «Где же Каинах? Где же он?», древний фраок спокойно смотрел сны под потолком в своей келье. Спал бы он и поныне, если б Раутур не пришёл со своим вопросом о дуэли. Тогда Пророк понял: настало время его главного предсказания.
Гардакар и Раутур в центре долины о чём-то переговаривались. Фарлайт надеялся, что они обмениваются оскорблениями, а не пытаются решить дело миром.
— Так что будем делать? — спросил Ламаш.
— Мы в любом случае остаёмся в выигрыше. Если победит кшатри, то Срединная земля останется без правителя, которым станешь ты. Если верх возьмёт Гардакар… в ход пойдёт наше зелье.
— И как заставить бэла его выпить?
— Пока не знаю. Скорее всего, он устроит пир по случаю победы, тогда и отравим.
— Если бы ты принимал приглашения на пиры бэла, вместо того, чтобы безвылазно торчать в своей башне, ты бы знал, что всю его еду и питьё сначала пробуют три других демона.
— Значит, отравим как-нибудь по-другому, — отозвался Фарлайт. Ламаш аж заскрипел зубами от такой беспечности.
— Мы с тобой не вылазку за человечьими бабами планируем, Нергаль! Ты можешь быть серьёзнее?
Фарлайт проигнорировал его стенания, всецело поглощённый зрелищем в середине долины. Раутур с Гардакаром, наговорившись, теперь кружились друг вокруг друга, один — со щитом и мечом в руках, другой — с вихрем энергии в лапах. И тогда Фарлайт, понимающий, что развязка близка, мысленно взмолился:
«О Тьма! Скажи, что я всё устроил правильно! Подтверди, что этого ты и желала! На Север идёт ураганами Мгла; что станется с нашим миром, когда умрут эти двое? Вздохнёшь ли ты с облегчением?
О Тьма… прости всю ту ересь, что я писал в своём дневнике, я был слаб, я был смущён твоим молчанием, я был неправ, неправ, неправ!
Прими меня, Тьма, в объятья свои; не отвергай меня, прошу… не молчи!»
Вдруг из вихря вырвался мощный поток, хлыстом ударивший по Раутуру, тот отбил его щитом. Большинство кшатри, неспособные видеть энергию, даже не поняли, что произошло. Фарлайта же, всецело настроившегося на приём импульса из Ниоткуда, этот удар чуть не оглушил. Он вздрогнул и перестал концентрироваться.
Демон провалился в портал и тут же возник за спиной Раутура, повторив свой ход с хлыстом, но тот мгновенно повернулся и снова заслонился от удара.
— А ничего особенного, — пробормотал какой-то тат-хтар за спиной Фарлайта. — Будто обычный кшатр-ри ср-ражается с обычным магом. Сто р-раз такое видел на ар-рене…
Вихрь Гардакара вытянулся и сжался, превратившись в копьё. Фарлайт увидел, как энергия со всей долины собирается в бесплотное оружие, наконец, её стало так много, что даже самые неспособные кшатри должны были увидеть это копьё.
Раутур лениво покачал щитом, мол, давай! И тут же демон метнул в него своё орудие. Кшатри отскочил на добрый десяток шагов в сторону так быстро, что даже портал переместил бы его медленнее. На том месте, где он стоял, теперь зияла дыра. Её вздыбившиеся края пузырились и шипели, раскалённые от удара. И снова Гардакар начал собирать из воздуха копьё.
— Р-рыцарёк-то будет нападать, или он собр-рался отбиваться да уворачиваться до скончания вр-р-р-ремён? — опять пророкотал нетерпеливый тат-хтар.
Фарлайт почувствовал, как из него начинают уходить силы.
— Отойдём, — шепнул он Ламашу, тронув его за руку.
Фраоки исчезли в портале и появились уже на склоне горы Эзру. Во-первых, оттуда вид был лучше, во-вторых, не было на горе зудящего над ухом тат-хтара, а в-третьих, оттуда, как видел Фарлайт, Гардакар не стягивал энергию. В ближайших к дуэлянтам рядах кшатри упало несколько бойцов, обессилев. Другие воины подхватили их, армия колыхнулась, отступая назад. Фарлайт уловил волну возмущения: кшатри были недовольны, они считали такой ход нечестным. А Гардакар не оставил и это негодование, усилив им копьё.