В ожидании рассвета
Шрифт:
Та первозданная стихия была похожа на океан, вдруг понял Фарлайт, неведомо откуда. Ему показалось, что он чувствует то же самое, что ощущали когда-то пятеро судей перед сотворением плотного мира. Будто бы он запустил реакцию, которую сам не может остановить; ему немного страшно — и интересно одновременно, и на основе этой реакции можно творить всё, что придёт в голову…
Фарлайт протянул руки к морю, зачерпнул злости, вылепил ей уши, морду, лапы и отпустил на землю рядом с собой. Злость облаяла на него и шмыгнула в кусты. Демон рассмеялся, словно ребёнок, нашедший себе игрушку,
И Фарлайт повернулся к морю, полный раскаяния, он вновь потянулся к нему, но на этот раз поделился с волнами желанием разрушить всё, что дышит, а затем уйти в песок вместе с частицами мёртвой плоти.
Глубоко под землёй, к его удивлению, было другое море, ужасное, пламенное, как огненное солнце. Это открытие выбило его из колеи, и он потерялся в собственных мыслях.
На периферии его сознания возникла идея, что он давно и не маг вовсе: вон, сотворил плоть, как сморт, наслаждается боем, как кшатри, внушает желания, как тридан… Далеко от него был кто-то другой, подобный ему, и этот некто играл воинами, словно фигурками на игральной доске. Через одну из фигурок демон дотянулся до кукловода.
— Каинах, зачем ты помогаешь кшатри?
— Я не помогаю им, а играю. Я впервые за тысячи лет нашёл себе достойное развлечение.
— Какой интерес играть более сильной армией? Попробуй-ка лучше выиграть слабой!
Фарлайт почувствовал, как невидимые нити отпустили старых кукол-кшатри и нашли себе новых — тат-хтаров, дагатов, уркюлей…
— Да, ты прав, Нергаль. Так будет интереснее.
— Больше здесь делать нечего, — проговорил Фарлайт, скрываясь в портале. Ему даже не пришло в голову, что можно уговорить Каинаха заставить всех этих пешек внизу сложить оружие и разойтись по домам; хотя бы тех, на которых хватит сил…
Нинур уже ждала Фарлайта в его комнате и не удивилась, когда тот вышел из портала на расстоянии шага от неё. Вихрь не только растрепал волосы бесовицы, но и снёс всю утварь со стола и книги с постели.
— Мог бы перенестись на землю перед башней, а сюда — взлететь, — проворчала Нинур беззлобно.
— Не беспокойся о вещах, всё равно мы скоро уберёмся отсюда. Можешь собираться прямо сейчас, — отозвался Фарлайт, решивший не говорить, что летает-то он теперь еле-еле, настолько его тело отяжелело. И пусть он всё ещё был худее, чем до превращения во фраока, крылья его поднимали с трудом.
— Что случилось? — разволновалась Нинур. — Бэл умер? Мы проиграли войну? Кшатри идут на Суваршахту?!
— Погибли оба. И бэл, и его противник. Войско Западной земли сейчас бьётся с нашим.
Бесовица наморщила лоб, переваривая услышанное.
— Так зачем же нам улетать? Может, наши возьмут верх?
— После смерти бэла страна погрузится в хаос.
— Разве вы с Ламашем не сможете успокоить народ?
— Ламаш тоже мёртв.
Широкая улыбка обнажила клычки Нинур.
— Так это же отлично! Ты — единственный оставшийся в строю фраок! Никто не посмеет оспорить твоё право на власть! О, не будь жесток ко мне, новый бэл! — и она рассмеялась, шутливо кланяясь Фарлайту — так и не слезая с кровати. Но тот оставался мрачен, и Нинур, начиная подозревать неладное, мягко добавила: — Даже если кшатри разорят полстраны, вряд ли они смогут её удержать. А стране нужен правитель. Прозорливый, рассудительный, справедливый! Кто, если не ты?
Фарлайт покачал головой. Терпения у Нинур было не так много, потому она подловила себя на мысли, что если этот увалень всё-таки откажется от власти, она откусит ему голову.
— Я пойду в игалли, заберу превращальный шкаф. Сделаем тебе ноги, — сказал Фарлайт, мысленно добавив: «…чтобы ты хотя бы несколько дней или недель до конца плотной Тьмы могла ходить и бегать». — А потом мы всё равно покинем столицу.
Нинур вскипела, но фраок исчез в новом портале.
После смерти Гардакара его жилище потеряло свою защиту, и Фарлайт смог беспрепятственно туда перенестись. Он надеялся обнаружить осиротевшую, но нетронутую комнату, как случилось с кабинетом Норшала, но не тут-то было.
Дом Гардакара оказался пуст. Остался только стол, да и тот был весь выпотрошен. Ни листочка, ни закатившейся в угол колбы — ничего. Только пустота и Каинах, сидящий на краю стола. Его лицо, и раньше безэмоциональное, теперь и вовсе выглядело высеченным из камня.
— Чем ты закончил битву? — спросил Фарлайт.
— Пока ничем. Слушаю её отсюда. Но планирую ничьёй. Это даже сложнее, чем просто выиграть недисциплинированными слабаками.
— А где… всё? Вещи Гардакара?
— Я сам желал заполучить трофей. Но, видно, не судьба. В мыслях здешних бесов были воспоминания о смортах, которые притащились через портал, похватали все вещи и так же быстро ушли.
— И даже превращальный шкаф?
— И даже его.
Фарлайт разозлился.
— Как-то слишком точно они подгадали время, не так ли? Появились сразу после смерти судьи, раз прошли через защиту. И опередили нас обоих.
— Значит, наблюдали за битвой, — ответил Каинах. — Нечему тут удивляться.
«Каждая травинка, каждое дерево имеет глаза», — вспомнил Фарлайт.
— А зачем тебе шкаф? — спросил древний фраок.
— Хотел отплатить добром на добро… Помочь бесовице, что помогла мне. Или хотя бы пыталась помочь.
— Не той ли, что уговаривает тебя заявить права на трон Срединной земли?
— Той самой, — сказал Фарлайт, ничему не удивляясь. Но вдруг в его сердце забрезжила надежда: вдруг Каинах знает ещё какой-нибудь способ, безо всяких смортов и их шкафов?
Но подобный статуе Каинах не торопился прервать молчание. Фарлайт коснулся его разума — издалека, пробраться глубже он, конечно же, не смог бы. Каинах колебался.
— Мы не увидимся более, — изрёк он таким тоном, будто только что прочёл об этом в книге судеб. — Так что, давай я сделаю тебе прощальный подарок.
Он степенно подошёл к Фарлайту, коснулся его лба, делясь воспоминанием, и тот окунулся в мир Каинаха, полный чужих голосов и чувств.
— …будете его брать или всё-таки…