В ожидании рассвета
Шрифт:
— Что с тобой? — хотел дотронуться до неё Фарлайт, но волшебница отпрянула от него, всё так же прилепившись руками к животу. Её взгляд стал безумным. — Нефрона?
— Ты должен умереть, — отозвалась та. — Быстро-быстро. Чем раньше, тем лучше.
— Ты что, сошла с ума?
Нефрона зашипела на него, взмахнула руками и попыталась задушить «петлёй». Фарлайт легко сорвал с себя энергетическую удавку, глядя на Нефрону округлившимися глазами, а та уже вертела пальцами новое заклинание.
Фарлайт
Он понял, что стоит на вершине Эзру, а внизу всё ещё гремит битва пешек, которыми играет Каинах.
— Безумие, погоняемое безумием! — воскликнул Фарлайт, но не перекричал шум битвы. — Вы и меня таким же сделали — безумным!
Фарлайт наклонился к земле, коснулся её ладонями. Да, глубоко внизу бьётся о скалы огненное море… Демон потянулся к нему и тут же обжёгся. Ощущение напомнило ему тот день, когда на Солнце сгорел Норшал. Но, пересиливая боль, Фарлайт вновь схватился потоками энергии за огненные волны и потянул их вверх.
— Не делайте этого, — вдруг услышал он дрожащий голос, — что бы вы ни раздумали…
Демон обернулся, не отнимая ладони от земли. Ещё одна встреча со старым знакомым. На этот раз перед ним стоял Польримик Любознай.
— А, это вы… Ищете секрет великой силы?
— Сегодня я сюда приехал, дабы задокументировать величайшую битву плотной Тьмы — я же всё-таки историк. Но секрет силы… да, всё-таки ищу, — отвечал тридан, опасливо поглядывая на демона и готовясь мигом обратиться в бегство. — А вы откуда меня знаете?
— Мы оба были на собрании Ирмитзинэ.
Тридан заскрипел извилинами, но безрезультатно.
— Неважно, — прервал его интеллектуальные мучения Фарлайт. — Вот вы историк, Любознай. Скажите, разве мир с такой историей стоит спасения?
— Любой мир его стоит. Хотя нам известны всего два.
— Эти войны ради войн, погоня за выгодой, предательства, ложь, жестокость…
— Нежность, искренность, сочувствие, — парировал тридан. — Дружба, союзы, желание помогать. Почему вы берёте в расчёт только одну сторону монеты?
— Я никогда не видел другой стороны, значит — её не существует! — и демон расхохотался так, что кровь у историка застыла в жилах.
— Не видели или не хотели замечать? — вкрадчиво спросил тридан, но вызвал только новый приступ злого смеха.
— Вот поэтому вы никогда и не откроете секрет великой силы, Любознай! Ведь вы — славный, наивный парень, не то что всякие кровососы!
Польримик смущённо заулыбался.
— О, спасибо… если это, конечно, комплимент…
— Но хватит ли вашей добренькой натуры, чтобы спасти мир? — глаза Фарлайта сузились в щелки.
— О чём вы?
— Я хотел гибели всей плоти, и я ожидал, что со смертью последнего творца падёт и творение. Потому я подстроил смерть трёх судей, Любознай!
— Это, конечно, интересное заявление, но…
— …но я решил: мне не нужно, чтобы творение пало. Мне нужно оскорбить Тьму, осквернить её самым величайшим, самым неслыханным грехом: я залью её пламенем, подобным земному — таким, которого вы все боитесь до икоты. Тогда вы все подохнете, но материя — сама по себе — останется. И вы не сможете соединиться с Тьмой, а она сама будет страдать целую вечность, потому что уничтожить этот кусок камня, на котором живём, будет уже некому. И она будет только слушать вопли душонок, затерявшихся в Нигде.
Зрачки Польримика расширились, будто бы он сам сейчас смотрел на пламя, которым сейчас грозил ему мрачный демон.
— Но вы сказали… я… могу спасти?..
— Именно. Вы готовы принести себя в жертву, Любознай?
— Зачем?
— Чтобы доказать мне, что во Тьме есть ещё что-то, кроме зла. Тогда я не сделаю то, что задумал.
— Я…
— Даю вам пять минут.
Фарлайт почувствовал, что земля под ним начала нагреваться, и только теперь отнял руки от поверхности. Он отвернулся от историка, и стал безмолвно наблюдать за битвой, скрестив руки за спиной. Раньше ему самому приходилось всё время принимать решения; пусть же теперь кто-то другой возьмёт на себя ответственность!
— Вы грязный шантажист. Но я готов, — ответил Польримик, не дождавшись конца и второй минуты.
Фарлайт удивлённо обернулся.
— Я достаточно пожил, — продолжал историк. — Вырастил замечательных детей и оставил много хороших книг. Конечно, жаль, что эту битву описывать буду уже не я, а о моей жертве, вероятно, и вовсе никто не напишет… — и Польримик вынул из-за пояса кинжал, протянул его фраоку и зажмурился.
— Нет, не так, — остановил его Фарлайт с жестокой ухмылкой. — Вы, верно, думаете, что я быстро и безболезненно вас зарежу, и это меня удовлетворит?
Он вытянул руку к центру вершины, и та начала обваливаться внутрь. Оттуда вырвались пар и жар в алом ореоле. Фарлайт пробудил вулкан, который «заткнули» судьи, как и многие другие огнедышащие горы — в день, когда они обосновались в этом измерении, где Земля не вращалась, и установили закон — что их мир не должен знать пламени.
— Прыгайте! — воскликнул Фарлайт. — Туда, в огонь! И тогда я заставлю его отступить!
Польримик сглотнул. Историка охватил животный страх, казалось, он не может сделать ни шага в сторону огненного зева, не то что заставить себя упасть в его объятия.