В ожидании
Шрифт:
"Он поупрямей, чем я думала", – решила Джин и, переменив тон, холодно сказала:
– В конце концов, капитан Черрел – кавалер ордена "За боевые заслуги" и один из вас. Англичане не оставляют друг друга в беде, не так ли? Особенно когда они учились в одной школе.
Это поразительно меткое замечание в момент, когда рушились все иллюзии, произвело должное впечатление на того, кого прозвали Бантамским петухом.
– Вот как? – удивился он. – Он тоже из Хэрроу?
– Да. И вы знаете, как ему досталось в экспедиции. Динни читала вам его дневник.
Красное лицо лорда побагровело, и он сказал с неожиданным раздражением:
– Вы, молодые девушки, видимо, полагаете, что у меня, только одна забота – вмешиваться в дела, к которым я не имею касательства. Выдачей преступников занимается юстиция.
Джин взглянула на него из-под ресниц, и несчастный пэр заёрзал на стуле с таким видом, словно вознамерился втянуть голову в плечи.
– Что я могу? – проворчал он. – Меня не послушают.
– А вы попробуйте, – отрезала Джин. – Есть люди, которых всегда слушают.
Глаза лорда Саксендена чуть-чуть выкатились.
– Вы говорите, у него шрам? Где?
Джин закатала левый рукав:
– Вот отсюда и до сих пор. Он выстрелил, когда этот человек бросился на него вторично.
– Гм-м…
Не сводя глаз с руки девушки, он повторил это глубокомысленное замечание. Оба умолкли. Наконец Джин в упор спросила:
– Вы хотели бы, чтобы вас выдали, лорд Саксенден?
Он сделал нетерпеливый жест:
– Это дело официальное, юная леди.
Джин опять посмотрела на него:
– Значит, правда, что ни в каком случае ни на кого нельзя повлиять?
Пэр рассмеялся.
– Приходите позавтракать со мной в ресторан «Пьемонт» послезавтра, нет, через два дня, и я сообщу вам, удалось ли мне что-нибудь сделать.
Джин умела останавливаться вовремя: на приходских собраниях она никогда не говорила дольше, чем нужно. Она протянула лорду руку:
– Я вам так признательна. В час тридцать?
Лорд Саксенден растерянно кивнул. В этой девушке была прямота, которая импонировала тому, чьё существование протекало среди государственных деятелей, блистающих её отсутствием.
– До свидания! – сказала Джин.
– До свидания, мисс Тесбери. Желаю счастья.
– Благодарю. Это будет зависеть от вас. Не так ли?
И, прежде чем Пэр успел ответить, она уже была за дверью. Джин шла обратно, не испытывая ни малейшего смятения, мысль её работала чётко и ясно: она не привыкла полагаться на других, когда нужно устраивать собственные дела. Сегодня же вечером она должна повидать Хьюберта. Вернувшись домой, девушка прошла к телефону и вызвала "Кофейню".
– Ты, Хьюберт? Говорит Джин.
– Слушаю, дорогая.
– Приходи сюда после обеда. Нужно повидаться.
– К девяти?
– Да. Привет. Все.
И Джин повесила трубку.
Пора было идти переодеваться, но девушка немного помедлила, словно подтверждая своё сходство с тигрицей. Она и в самом деле казалась воплощением юности, крадущейся навстречу своему будущему. Гибкая, упорная, цепкая, она чувствовала себя как дома в изысканно стильной гостиной Флёр и оставалась не менее чуждой её атмосфере, чем настоящая тигрица.
Всякий обед, на котором одни сотрапезники чем-то серьёзно встревожены, а другие об этом знают, вызывает у присутствующих желание свести разговор к самым общим темам. О Ферзе никто не вспомнил, и Эдриен ушёл сразу же после кофе. Динни проводила его до дверей:
– Спокойной ночи, дядя, милый. Я буду спать буквально на чемодане. Такси здесь можно достать немедленно. Обещайте мне, что не будете беспокоиться.
Эдриен улыбнулся, но вид у него был измученный. Джин перехватила Динни на пороге и выложила ей новости о Хьюберте. Первое, что почувствовала его сестра, было полное отчаяние; затем оно сразу же сменилось пылким негодованием.
– Какое беспредельное хамство!
– Да! – подтвердила Джин. – Хьюберт будет с минуты на минуту. Нам надо поговорить наедине.
– Тогда ступайте в кабинет. Я предупрежу Майкла. Ему следовало бы сделать запрос в палате. Только там сейчас каникулы, и вообще она заседает тогда, когда не надо.
Джин встретила Хьюберта в холле. Когда он поднялся вместе с ней в кабинет, вдоль стен которого в тиснёных переплётах размещалась мудрость трёх последних поколений, она усадила жениха в самое покойное кресло Майкла, прыгнула к нему на колени и провела несколько минут, обвив его шею руками и почти не отрываясь от его губ.
– Хватит, – сказала она, поднимаясь и раскуривая две сигареты – ему и себе. – Из этой затеи с твоей выдачей, Хьюберт, ничего не выйдет.
– Но предположим, что выйдет…
– Не выйдет. А если выйдет, тем больше у нас оснований немедленно пожениться.
– Девочка моя милая, я не могу это сделать.
– Должен. Или ты думаешь, что тебя выдадут, – это, разумеется, абсурд, – а я останусь? Нет, я поеду с тобой тем же пароходом – как жена или не жена, неважно.
Хьюберт поднял на неё глаза:
– Ты – чудо! Но…
– Знаю, знаю: твой отец, твоё рыцарство, твоё желание сделать меня несчастной ради моей же пользы и так далее! Я видела твоего дядю Хилери. Он готов нас обвенчать. А ведь он священник и человек с опытом. Теперь слушай. Я расскажу ему о новом повороте дела, и если он всё-таки согласится, мы венчаемся. Завтра утром идём к нему.
– Но…
– Опять "но"? Ему-то уж ты можешь доверять. Он, по-моему, настоящий человек.