В паутине чужих заклинаний
Шрифт:
— И что такого он вам сказал?
— Сказал? «Ты еще вспомнишь мои слова, дорогая. Все твои дети будут иметь проблемы с Советом Магов. Зря ты это сделала. Нужно было тебе выходить за меня, тогда не пришлось бы расплачиваться за свой выбор». Но расплачиваются мои дети…
Слова она выговаривала четко, словно время от времени повторяла, чтобы не забыть. Наверное, слишком сильное впечатление на нее произвел давний разговор с неудачливым поклонником. Намного более сильное, чем она готова признаться постороннему человеку.
— Вы себя накручиваете, — попыталась
— Нет, наследственность. — Голос ее был хрипловатый от пролитых слез и очень несчастный. — Мужа подозревали в занятиях запрещенной магией, но ничего не доказали. Я тогда была уверена, что наговаривают. Но не теперь. Оба сына, оба сына пострадали!
Она разразилась громкими рыданиями, уже никого и ничего не стесняясь.
— Возможно, на них тоже наговаривают. — Я осторожно погладила ее по плечу. — Ваш поклонник сказал те слова со зла, я уверена. Возможно, он сожалеет о них, если совсем не забыл. К этому времени у него наверняка уже собственная семья есть.
— Есть. — Она горько усмехнулась, проглотив рыдание. — Но это ничего не изменило. Мне кажется, он и женился, лишь бы сильнее меня уязвить. Его выбор был таким странным. Не думаю, что она любила его, но все же вышла. Быть может, от отчаяния?
— А он? Он влюблен?
— Мне кажется, нет, — ответила инора. — Не поверите. Не так давно мы встречались, и он спросил: «Дорогая, ты еще не раскаялась в выборе? Все еще можно изменить…»
— Он же женат?
— Сказал, что разведется ради меня. — Она больше не плакала. Рассказ о столько лет влюбленном иноре ее успокоил. — Детей у них нет.
Я недоверчиво на нее посмотрела. Мне казалось, уж в ее-то возрасте страсти должны давно утихнуть. Я не исключала, что со стороны давнего поклонника была лишь мания добиться своего, а при получении согласия он сразу пошел бы на попятную. Инора комкала носовой платок и на меня не смотрела. Платок уже не комкать — выжимать надо было, но лучше взять другой. Правда, сейчас моя собеседница не плакала…
— Думаете, разведется? — недоверчиво спросила я.
— Да. Мне кажется, да, — уточнила она. — Но я за него ни за что не выйду. Меня он пугает с нашей первой встречи, даже не знаю почему. Да и эту девочку, его жену, мне жаль. Фридрих с ней так жестоко поступил.
— Вы говорили, его звали Франц, — напомнила я, уверенная, что собеседница заговаривается.
— Нет, Франц — это Кремер, а Фридрих — мой старший сын. Она к нам ездила, все хотела его вернуть…
«Кремер» прозвучало для меня неожиданно, как громовой удар с ясного неба. Казалось бы, ничего не предвещало, что этот инор возникнет в разговоре. Кремер… Вот, значит, как… Ухаживал за матерью, а когда ничего не достиг, постарался напакостить
— А этот ваш Франц, — небрежно спросила я, — он встречался с вашими детьми?
— Нет, что вы! — удивленно ответила инора. — Я бы этого никогда не допустила.
— Но они могли познакомиться помимо вашего желания.
— Младший работает в одном с ним департаменте, но, кажется, им даже общаться не приходится. А старший… Нет, откуда бы? Они и про эту давнюю историю не знают. Ни к чему им.
Я хотела спросить, а как же тогда Кремер познакомился с Магдаленой, но не успела. Дверь отворилась, в коридор вышел незнакомый инор, к которому сразу же бросилась инора Эггер — а что это была она, у меня даже сомнения не возникло.
— Что, Отто, что тебе сказали?
Инор покосился на меня и недовольно ответил:
— Пойдем, дорогая, я тебе все расскажу. Но не здесь же, не при посторонних.
Инора недоуменно на меня посмотрела. По-видимому, она сразу вспомнила наш недавний разговор, и ей стало неловко за излишнюю откровенность.
— Извините, инор, — обратилась я к ее мужу, — у инора Хартмана сейчас никого нет?
— Нет, — ответил он.
— Спасибо.
Я, чтобы не смущать бедную женщину и дальше, сразу вошла в кабинет и плотно прикрыла за собой дверь.
— Знаешь, что связывало Эггеров и Кремера? — с порога спросила я мужа.
— Знаю, — ответил он. — Кремер много лет назад ухаживал за инорой Эггер. А сейчас женат на невесте старшего сына. А что?
— А то, что он много лет назад предсказал ей, что все дети от этого брака будут иметь проблемы с Советом Магов. А перед тем как появились проблемы у Штефана, встречался с ней и говорил, что все можно изменить, если она разведется с мужем и выйдет за него. Это мне сейчас сама инора Эггер рассказала.
Дитрих присвистнул.
— А еще много лет назад инора Эггера, отца Штефана, обвиняли в использовании запрещенной магии, но ничего не доказали, — добавила я. — Думаю, само обвинение послужило причиной того, что книги были завещаны Вернер.
Дитрих сложил перед собой ладони, потер нос и сказал:
— А возможно, и причиной того, что Фридриху Эггеру заблокировали Дар, хотя могли отделаться другим, более мягким наказанием.
— Он ненормальный, этот Кремер, — убежденно сказала я. — Наверняка ситуации с Эггерами были подстроены им.
— Фридрих Эггер полностью признал вину.
— Возможно, он кого-то выгораживал? Магдалену?
— Почему тогда он ее прогнал?
Я пожала плечами.
— Возможно, посчитал, что с иноритой, практикующей запрещенную магию, не стоит связывать жизнь?
Это предположение мне и самой показалось глупым — не похожа была Магдалена Кремер на мага, практикующего запрещенную магию. Она вообще на практикующего мага не была похожа, да и на непрактикующего тоже. Возникало впечатление, что ее душа слабо держалась в теле, что она давно жила в своем собственном мире. Да и если бы у нее были подобные увлечения — при глубоком сканировании скрыть бы не удалось…