В паутине Матильды
Шрифт:
Как мне было хорошо дома с Матильдой! Я думаю о ней. Я ничего не понимаю из того, что мне рассказывают друзья Вика. Их язык, их занятия – все это мне чуждо. И жарко. Я теряюсь среди них. Я уже чувствовал такое однажды в суде и в баре «Тамтам». Я весь дрожу, но другим это не видно. Все уставились на меня, замечают мое смущение, но ничего не говорят. Жед предлагает:
– Мы ищем тексты, связанные с повседневной реальностью. Я написал поэму о Саддаме Хусейне, и если бы ты смог обработать ее, было бы здорово.
Я смущен таким доверием, надо что-то сказать. Мне жарко, во рту пересохло. Слышу Матильду: «Соберись,
– Я попробую что-то написать, но сначала нужны ваши вещи, которые идут от вас, изнутри, – говорит мой двойник.
Они смотрят на меня рыбьими глазами. Входят двое. Одного я не знаю, Вик зовет его Фредо. А вот лицо второго мне знакомо. Будь оно проклято!
– Привет, старик, а я и не знал, что ты меломан, – говорит вновь пришедший, обращаясь к будущему поэту группы.
У Давида внушительный вид. Взгляды «Черных демонов» оживают.
– Одолжи мне свою гитару, мэн, – обращается Давид к Вику.
Я отхожу на второй план.
– Как Лена, все в порядке? – спрашиваю у Давида.
– Да, но она немного сдвинулась со своими политическими собраниями, – отвечает он.
По какому праву он позволяет себе эти замечания? Ее политические собрания – это свидетельство ее сознательности. Может, свидетельство ее наивности, но наивности трогательной.
– Передавай ей привет, – говорю ему.
Давид слишком поглощен гитарой Вика, чтобы ответить.
– Как ты можешь играть на ней? – говорит он.
Вик соглашается:
– Да, знаю. У меня проблемы с настройкой из-за разницы температур.
Я прощаюсь, но никто меня не слышит. Ухожу.
– Ты знаком с Давидом? – спрашивает меня Вик, догоняя во дворе.
– Да, немного, это новый хахаль Лены.
Вик чувствует, что это признание тяжело для моей души. Хлопает меня по плечу. Конечно, он под впечатлением от гитариста.
– Я знал, что вы расстались, но не смел говорить об этом, – говорит он и продолжает: – Но заметь, лучше отдать свою бабу стоящему мужику, чем идиоту. А Давид – это класс!
Огромный бомбардировщик пролетает над нами. Бросил бы он небольшую бомбочку на Вика и их подвал!
– Мне пора идти. Гуд бай, старик! Что касается текстов песен, то если тебе понадобится их отпечатать, обратись к Саре. У нее сейчас нет особых дел, – советует мне Вик.
Прекрасная мысль!
Раздаются первые аккорды и слова «ничего, ничего, ничего». Ставни дома бабушки Жерара закрыты. Машины «Черных демонов» стоят тут же, у деревьев. Они как раз поют о павшей берлинской стене. Подхожу к желтой машине Давида. Хорошая штуковина! Заглядываю внутрь. На заднем сиденье блузка Лены. Пинаю по колесу изо всех сил. Боль в ноге.
– Давай, – шепчет мне Матильда.
– Разбей ее! – бормочет мой двойник.
– Отстаньте!
У меня в руках ключи от квартиры. Этот «порше» меня раздражает. От него веет роскошью, благополучием, лицемерием. Кражей Лены. Бац! Удар ключами. Глупо надеяться, что таким инструментом можно повредить обшивку. Закаленная, прочная сталь. Рисую член на капоте, титьки на дверях. Сзади пишу «сволоч». Пусть считают, что это дело рук какого-нибудь неуча.
Снова пускаюсь в путь, напевая излюбленные слова «Черных демонов»: «Эн,
Но не пройдя и сотни метров, останавливаюсь. Смотрю на идиллический зеленый пейзаж. Разворачиваюсь не спеша, как фланирующий прохожий… Чувствую, как гнев закипает во мне. Ускоряю шаг, смотрю на этот проклятый «порше», который Лена предпочла мне. Я просто озверел от ярости. Как будто меня жалит стая слепней. Набираю горсть камней и запускаю их в ветровое стекло. Подонок! Мразь! Украл мою жену! Набираю другую горсть, более крупных, и швыряю изо всех сил. Запыхавшийся, но радостный. Придурок, ты этого хотел? Получай! Сейчас ты получишь за все! Ветровое стекло вдребезги. Капот во вмятинах. Вырываю стеклоочистители и забрасываю их в кусты. Камнем разбиваю наружные зеркала. Хохочу. Подыхай! Я обезумел от радости. «Черные демоны» заглушают мою бомбардировку. Я пьян, хотя ничего не пил. Остается еще проткнуть шины. Складываю три ключа, ярость удесятеряет мои силы. Падаль! Плебей! Ублюдок! Не могу успокоиться. Хочу кричать и все взорвать к чертовой матери.
Вспотев, усаживаюсь на траву и разглядываю кучу железа. Кто-нибудь мог выйти и все увидеть, но меня это нисколько не пугает. Кто-то другой разбил машину, не я. Выжидаю несколько минут, чтобы унялось сердцебиение. Под музыку Вика и его друзей пускаюсь в путь.
Сара не ждала меня. Радостная улыбка. Я заявился удачно: она только что отправила Лео на выходные к родителям. Весь день наш. Сара почистила мою рубашку, отмыла руки от крови. Ни единого вопроса. С силой прижимаю ее к себе, мне хочется рассказать, как мне плохо. Но ничего не говорю. Пусть считает себя моей музой или гейшей. Фантазии писателя – наверняка думает она.
XI
Эта стерва лупит по мячу изо всех сил. Она меньше меня, но куда подвижнее. Ее подачи так и сыплются, а я не могу их отбить.
Я уже почти успокоился после эпизода с «порше». От Давида никаких известий. Я много думал и решил попробовать вновь завоевать сердце Лены. Все сначала. На время отложил расследование и посвятил себя другой цели. Только из любви к ней я вновь присоединился к клану любителей бега. Бегаю утром и вечером. Эти долгие пробежки в одиночестве позволяют мне думать о книге. Еще я записался в клуб культуристов. Поднимаю штангу и мечтаю о гибком, мускулистом теле, которое однажды я внезапно продемонстрирую Лене. Я выпиваю за день литры воды, как будто хочу промыть себя изнутри. Ем только зеленые овощи. Исключительно. Рано ложусь спать. Избегаю Матильду.
Если я не ошибаюсь, номер «3» теннисного корта означает, что он сегодня не только для спортивных состязаний. Делаю попытку сближения. Мари – лучшая подруга Лены. А также прекрасная теннисистка. Она живет одна с двумя детьми в огромной квартире в центре города после того, как выставила мужа за дверь. Я не знаю, почему мы встречались так часто. Конечно, из-за Лены, ей всегда надо было рассказать Мари кучу разных новостей. Когда мы приходили к ней, они забирались на диван и часами щебетали, листая каталоги. Не считая тех моментов, когда Ги, муж Мари, начинал переключать телевизор в поисках передач о машинах, все шло прекрасно. Я мог попивать виски в свое удовольствие, подливая сам себе. Это была одна из целой серии уступок Лене. Она упрекала меня, что я сижу взаперти в своем кабинете и мы никуда не выходим вместе.