В погоне за красотой
Шрифт:
Далее новообращенный Айдахо анализирует творчество Омара Ха-Эм.
«— Он, похоже, что-то вроде агента по продаже вин. Его дежурный тост: «Все трын-трава». По-видимому, он страдает избытком желчи, но в таких дозах разбавляет ее спиртом, что самая беспардонная его брань звучит как приглашение раздавить бутылочку. Да, это поэзия, и я презираю твою кредитную лавочку, где мудрость меряют на футы и дюймы.
А если понадобится объяснить философическую первопричину тайн естества, то старикашка Ха-Эм забьет твоего парня по всем статьям — вплоть до объема груди и средней годовой нормы дождевых осадков».
Но не таков был Сандерсон Пратт, чтобы дать сбить себя с толку.
«Этот Омар X. М., судя по тому, что просачивалось из его книжонки
К тому же, кажется, он был персом. А я ни разу не слышал, чтобы Персия производила что-нибудь достойное упоминания, кроме турецких ковров и мальтийских кошек».
К великому возмущению всех любителей Хаййама, надо признать, что основную тему оба ковбоя уловили довольно точно.
Но у О’Генри никогда точно не знаешь, что именно он хотел сказать.
Не исключено, что, как истый поклонник Хаййама, он просто-напросто иллюстрировал древний и скорбный мотив: хочешь добиться успеха у очаровательной женщины, забудь о поэзии. Забудь — или оставь надежды.
Особенно если эта дама владелица двухэтажного домика в захолустном добропорядочном городишке.
Посмотрим теперь стихи Хаййама. Все их, грубо говоря, можно рассортировать на три группы: 1) винно-любовный цикл; 2) философский цикл; 3) гражданская лирика — четверостишия, где Хаййам более или менее прямо высказывает свое отношение к окружающим.
Поскольку автор этой книги непрерывно балансирует на скользкой дорожке решения психологических ребусов, то попробуем и на этот раз разобраться, в какой степени стихи передают истинный образ Хаййама.
Пожалуй, в этом смысле наиболее содержательны стихи третьего цикла: раздраженные, желчные, откровенно злые.
Из всех 252 рубаи не найдешь ни одного, где было бы сказано что-либо приличное о мыслящих творениях аллаха. Достается всем. Но особую «любовь» Хаййам испытывает к духовенству.
Рабы застывших формул осмыслить жизнь хотят. Их споры мертвечиной и плесенью разят. Ты пей вино: оставь им незрелый виноград, Оскомину суждений, сухой изюм цитат. С той горсточкой невежд, что нашим миром правят И выше всех людей себя по званью ставят, Не ссорься. Ведь того, кто не осел, тотчас Они крамольником, еретиком ославят.От духовенства совершенно естествен переход к милосердному аллаху. В стихах Хаййам как-то хуже ладит с господом, чем в трактатах.
У мертвых и живых один владыка — ты; Кто небо завертел над нами дико? Ты. Я тварь греховная, а ты создатель мира; Из нас виновен кто? Сам рассуди-ка ты! Жизнь сотворивши, смерть ты создал вслед за тем, Назначил гибель ты своим созданьям всем, Ты плохо их слепил? Но кто ж тому виною? А если хорошо, ломаешь их зачем?Впрочем, сильных мира сего он тоже не оставляет своим вниманием.
ЧтобИ наконец, обобщающие высказывания по поводу человеческой глупости. Тут он пишет со вкусом, даже с некоторым удовольствием.
Один Телец висит высоко в небесах, Другой своим хребтом поддерживает прах. А меж обоими тельцами — поглядите, — Какое множество ослов пасет аллах! Общаясь с дураком, не оберешься срама. Поэтому совет ты выслушай Хаййама: Яд, мудрецом тебе предложенный, прими, Из рук же дурака не принимай бальзама.Весь этот цикл весьма логично можно завершить четверостишиями, в которых Хаййам объясняет, в какой обстановке он осужден жить и работать.
То не моя вина, что наложить печать Я должен на свою заветную тетрадь: Мне чернь ученая достаточно знакома, Чтоб тайн своей души пред ней не разглашать.Естественно, автор столь «жизнерадостных» стихов — человек не слишком оптимистического склада ума. Полное духовное одиночество, и никаких просветов. И в рубаи «философского цикла» Хаййам вроде бы обобщает свой жизненный опыт.
Что миру до тебя? Ты перед ним ничто: Существование твое лишь дым, ничто. Две бездны с двух сторон небытием зияют, И между ними ты, подобно им, — ничто. Ученью не один мы посвятили год, Потом других учить пришел и нам черед. Какие ж выводы из этой всей науки? Из праха мы пришли, нас ветер унесет. Меня философом враги мои зовут, Однако, видит бог, ошибочен их суд. Ничтожней много я: ведь мне ничто не ясно, Не ясно даже то, зачем и кто я тут.Снова ни одного проблеска, ни единого хоть отчасти обнадеживающего намека. Некие рецепты, как следует наладить жизнь, вроде бы есть в первом цикле. Герои О’Генри (могу повторить еще раз) довольно точно уловили суть. Кстати, в первом английском переводе Фицджеральда особое и исключительное внимание было отдано именно этому направлению.
Мы в этот мир пришли вкусить короткий сон: Кто мудр, из кабака тот не выходит вон. Потоками вина туши огонь страданий, Пока ты ветром в прах навеки не снесен. Умом ощупал я все мирозданья звенья, Постиг высокие людской души паренья И, несмотря на то, уверенно скажу: Нет состояния блаженней опьяненья. Хочу упиться так, чтоб из моей могилы, Когда в нее сойду, шел винный запах милый, Чтоб вас он опьянял и замертво валил, Мимо идущие товарищи — кутилы.