В погоне за Мексикой

Чичков Василий

Машины мчались без остановки. Там, где были ненавистные для шоферов перекрестки, теперь прорыты тоннели, где улицы сужаются, стоят сетки, и дорожные знаки громко гласят: «Скорость не меньше семидесяти километров!» Чем уже дорога — тем больше скорость — логика!

Скоро поток машин стал не таким плотным. Приближалась окраина города. Я выбрался в первый ряд и остановил машину у тротуара. В глазах еще мелькали высокие новые дома, тоннели эстакады, пешеходные мостики и заборы из металлических сеток. Как будто это был не Мехико, а какой-то другой новый город.

Наконец я узнал место, где остановился.

«Это же выезд из города на Сочимилко!» Я взглянул на часы. Прошло пятнадцать минут после моего разговора с полицейским, и я вспомнил, что прежде, семь лет назад, по этой дороге нужно было ехать целый час. Ну и дела!

«Стадион Ацтека», — прочитал я указатель, висевший неподалеку. Этого стадиона прежде не было. У ворот стадиона толпились служащие, одетые в зеленую форму с золотой кокардой на фуражке. Один из них, Педро Родригес, согласился показать мне стадион. Он сел со мной в машину. Асфальтированная дорога кружила вокруг трибун стадиона, поднимаясь все выше и выше. Мы подъехали к самому верхнему ряду трибун. Отсюда видна огромная чаша олимпийского стадиона, в глубине которой — ярко-зеленый квадрат поля. На поле нервно вздрагивали поливальные аппараты, далеко выбрасывая струйку серебристой на солнце воды.

— Стадион построен по проекту архитекторов Педро Васкеса и Рафаэля Михареса, — сказал служащий. — Во время Олимпийских игр здесь будут футбольные состязания. Сто тысяч зрителей разместятся...

Служащий еще что-то говорил с гордостью, и в его речи мелькало все то же слово «олимпико» — олимпийский. А я не мог оторвать взгляда от прекрасного видения вулканов Попо и Итца. Своими очертаниями вулкан Итца напоминает спящую девушку. Будто гигант-мастер высек ее из этой огромной скалы, покрытой серебристым льдом. Она лежит на спине, сложив на груди руки, волосы ее рассыпались по склону горы. А рядом вулкан Попо. Он взметнулся в небо, он строен — это символ юноши, охраняющего покой спящей девушки. Легенда гласит, что когда-то юноша и девушка преданно любили друг друга. Бог заметил их любовь и увековечил их образы в этих вулканах.

Уже тысячи лет вулканы являются стражами столицы, свидетелями ее величия, боев, поражений_и побед. Много страниц истории прошло перед ними. Теперь разворачивается еще одна страница — олимпийская, которая преображает облик удивительного города Мехико.

«Они снимают фильм!»

Едва ли найдется иностранец, который, побывав в Мехико, не посетил Сочимилко. Я не знаю, с каким уголком Москвы можно сравнить это место. Так много древних уголков нашего города преданы забвению или совсем уничтожены.

Сочимилко — это не памятник архитектуры. Это просто кусочек древней земли. Когда индейцы ацтеки пришли в долину Мехико, здесь было огромное болото, поросшее камышом. Но именно здесь они основали столицу, потому что, как гласит легенда, бог Уитсилночтли повелел им построить столицу там, где они увидят орла, который сидит на кактусе и держит в когтях змею. Здесь они и встретили орла со змеей в когтях.

Ацтеки соорудили дамбы, воздвигли храмы и дворцы. Но земли не хватило, и тогда индейцы стали делать острова чинампас. На камыши они набрасывали землю — так возникал остров. Рядом другой остров, а дальше третий. Между островами каналы.

На островах росло очень много цветов. Индейцы любили цветы. Некоторые ацтекские вожди брали дань не только маисом и плодами какао, но и цветами.

Со временем, а его прошло так много, плавучие острова срослись с землей, и все стало таким, как сейчас в Сочимилко, — ровные каналы, между ними квадраты земли, на которых плантации цветов. На одной плантации — красные цветы, на другой — желтые, на третьей — голубые...

В наши дни Сочимилко — это памятник прошлому и место отдыха.

Во время Олимпийских игр здесь будут проходить соревнования по гребле. На берегу древних каналов уже высится трибуна для зрителей, на которой разместятся пять тысяч человек.

Обычно в воскресенье с утра нескончаемой вереницей идут машины и автобусы в Сочимилко. Мексиканские семьи — папы, мамы, дети, бабушки — все едут в Сочимилко.

Машины въезжают в парк. Еще не видны каналы, а для тех, кто приехал сюда, праздник уже начинается. Лихо вертятся карусели, взлетают в небо качели, трубы марьячис, крики продавцов мороженого — все сливается в один праздничный шум^ который сразу отрешает от шестидневных рабочих будней.

Праздник! Бабушки и дедушки, взявшись за руки с внуками, включаются в общее веселье.

Но это только прелюдия — самое главное будет на каналах. Сколько здесь улыбок, сколько цветов и музыки! И пусть сюда придет много людей, всем хватит лодок, гребцов, всем хватит места, где поставить машину.

Мы подъезжаем к причалу. Красочные ладьи, такие же, как те, на которых когда-то плавали ацтеки. Одни покрашены в желтый, другие в красный, третьи в зеленый цвет. Ладьи большие и маленькие, для двоих и для двадцати человек. Над ладьями крыша и дуга из цветов, точь-в-точь как у индейцев ацтеков, и на этой дуге какое-нибудь ласковое слово, например «Терезита».

— Сеньор, я отвезу вас! — наперебой кричат лодочники.

— Сеньор, я возьму недорого... Сеньор...

— Сеньор! — подбегает к нам парень. — Прогулка будет стоить вам всего тридцать песо. Сеньор!

К нам подбегают особенно часто, потому что мы — Дмитрий Гасюк, Борис Головня и я — нагружены киноаппаратами, аккумуляторами, объективами, ящиками с пленкой... Мы приехали в Мексику снимать' документальный фильм, и Сочимилко должно занять в нем свое место.

Мы не слушаем тех, которые кричат над самым ухом: «Сеньор, сеньор...» Мы выбираем лодку, которая нам приглянулась, и зовем лодочника, молодого парня со смуглым индейским лицом.

— Как тебя зовут, парень?

— Игнасио.

Парень разглядел наши киноаппараты, и видно было, как от гордости зарделись румянцем его смуглые щеки. Игнасио осторожно погрузил все в ладью, заботливо усадил нас и, взяв в руки шест, повел ладью по каналам. На берегах каналов ровные, как свечи, тополя. А по каналу движутся ладьи — два ряда в одну сторону, два ряда в другую.

И совсем это не тихое и плавное движение. Это движение волнующее, полное всяких неожиданностей. Среди плотных рядов движущихся лодок как-то ухитряются проскальзывать маленькие лодчонки торговцев.