В погоне за наваждением. Наследники Стива Джобса
Шрифт:
Ну где еще вы найдете такое уникальное сочетание?
Ладно, будем объективны и признаем, что и другие бродвоки обладают некоторыми достоинствами. Например, все калифорнийские бродвоки примечательны массовым катанием геев на роликовых коньках. А бродвок в Марбелье – обилием самых дорогих европейских бутиков. Но разве это идет в сравнение с брайтонским бродвоком?
Мэтью Гросс присел со своей шахматной доской на свободную скамейку и уже через пару минут оброс пожилым плешивым партнером по игре в шахматы и дюжиной болельщиков в возрасте от семи до семидесяти лет. Конечно, он не спешил ни выиграть, ни проиграть. Чем вязче и медленнее шла игра, тем острее разгоралась полемика присутствующих
– Нет, а вы слышали сегодняшнее радио? У этого Обамы папаша был не только коммунист, но еще пьяница и бабник, ни одной юбки не пропускал!
– Ну и что? При чем тут? Ландау тоже был еще тот ходок!
– А Наполеон?! Ему даже во время военных советов привозили графинь и баронесс, он их имел в задней комнате прямо во время заседания!
– Та ты щэ за Александра Македонского вспомни!
– Не, Македонский был гей. А Обама-старший был коммунист.
– Вот именно! Лучше бы он был гей! Тогда бы мы не имели этого в Белом доме. А теперь хрена с два его оттуда выкуришь! Правильно у том сне показали – коммунисты сами от власти не уходют!
Тут Гросс, чья феноменальная память хранила каждую деталь этого сна, стал ловко подбрасывать дрова в огонь этой дискуссии:
– А как правильно? «Я, юный пионер, торжественно клянусь» или «торжественно обещаю»?..
А разве в Одессе зеков не возили в хлебных фургонах? А в Москве возили, мне мама рассказывала. А у вас нет? Выходит, этот сон не мог одессит сочинить, так получается? А вы говорите, Одесса – кузница гениев! А вы мне можете назвать хоть одного гения – нашего, с Брайтона? Нет, за Марика из «Интернэшнл фудс» вы мне не говорите, он талантливый бизнесмен. А я имею в виду какого-нибудь компьютерного гения…
Ну хорошо, а эти стихи – «Бараку Обаме письмо я написал»? Что, на Брайтоне нет поэта, способного сочинить под Лейба Квитко?
Но сколько ни раскручивал Гросс своих партнеров и ни затягивал эндшпиль, эту партию он проиграл – никакой наводки на авторов TND-7/8 ему найти на Брайтоне не удалось.
15
Москва – Нью-Йорк
Суббота, 9 июля
Дети, конечно, цветы жизни, но иногда эти цветы так орут, что никакие ушные затычки не помогают. А если вы в самолете и на десять часов прикованы к своему креслу в метре от такого орущего цветка, то ваша любовь к детям может через пару часов перейти совсем в другое чувство.
– Это еще что! – сказал майору Грущо его сосед по креслу. – Вы бы полетали пару лет назад, когда американцы везли в Америку усыновленных детей из наших детдомов! В каждом рейсе было по 15–20 детей и в основном грудного возраста или чуть старше. Вот тогда было весело! Но с другой стороны, вы бы видели, как эти новые американские мамы и папы их нянчили! Как все десять часов полета носили их на руках! Я человек любопытный, я выяснял у них подробности. Оказывается, даже когда они ехали за этими детьми куда-нибудь в Сыктывкар, Нарьян-Мар или на Дальний Восток, это все равно обходилось им не меньше 20 000 долларов! Представляете? Посреднические фирмы драли с этих людей от двадцати и выше тысяч! И они платили! Я говорю: почему? Вы же можете даром вывозить детей откуда угодно – из Африки, Азии и даже из Румынии! И знаете, что мне объяснили? Оказывается, только русские дети, ну, еще и украинские, похожи на американцев – такие же белобрысые или рыжие и такие же конопатые! То есть выглядят, как родные! Но год назад все это кончилось – когда одного мальчика, Артема Савельева, американские родители посадили в самолет и вернули обратно.
– Ну, не только поэтому, – сказал Грущо.
– Да, не только, – согласился словоохотливый сосед. – Но у нас в стране почти миллион сирот, прямо как в двадцатые годы. И по статистике, американцы каждый год вывозили от 6 до 20
Грущо пожал плечами. Честно говоря, его эта тема мало интересовала. Но разговор с соседом отвлекал от страхов за своего сына.
– Так я вам скажу! – сказал сосед. – Только в прошлом году – восемь тысяч детей! Американцы вернули одного мальчишку, а русские – восемь тысяч! И я их не виню. А знаете почему? Потому что и американцам, и русским у нас подсовывают детей с липовыми справками о здоровье. Они берут вот такого чудного грудного малыша – здорового, с голосом, как иерихонская труба, а через пару лет выясняется, что у него врожденный дебилизм, потому что его родители были алкоголики.
Грущо усмехнулся:
– Ваша фамилия Рошаль?
– Нет, – сказал сосед. – Моя фамилия Голицын. Алексей Павлович Голицын, русский дворянин в семнадцатом поколении, могу показать родословное древо. Прошу! – Он протянул майору свою визитную карточку и продолжил: – Брат моего прадеда – поручик Голицын, тот самый, из песни. И я уже шесть лет летаю в Москву и в Киев, чтобы найти его могилу. Потому что на самом деле никуда он из России не уехал, как поют ваши Бичевская и Малинин. Он до двадцатого года был у Деникина, воевал с большевиками, потом попал к ним в плен и был, как военспец, мобилизован в Красную Армию. А после Гражданской войны работал в Киеве управляющим делами Киевглавпроекта. В прошлый приезд я нашел его дело № 1919 в архиве киевского КГБ. Зимой 1931 года большевики арестовали в Киеве 600 бывших царских генералов и офицеров, в том числе Константина Александровича Голицына. Никакие заслуги перед Красной Армией и трудовым фронтом уже значения не имели. Сначала на них отрабатывали приемы штыкового боя, а потом группами по 20 человек расстреляли на Лукьяновском кладбище и свалили в общие могилы. Вот его фото из его следственного дела за несколько дней до расстрела. – И сосед, открыв ноутбук, показал майору фотографию красивого высоколобого мужчины с пронзительным взглядом светлых умных глаз. Упрямый подбородок и четко очерченные губы не могла скрыть жесткая щетина, выросшая, видимо, за время допросов в киевском ГПУ. Сдвинутые брови, короткий шрам над правой бровью и разметавшиеся непокорные волосы говорили о ярком характере и силе воли. И вообще во всем этом умном, волевом лице чувствовалась настоящая породистость и какое-то дворянское, что ли, благородство.
Сосед усмехнулся:
– Судя по вашим и немецким фильмам, именно такими волевыми красавцами большевики и фашисты любили изображать себя. А в жизни именно такой генофонд они уничтожали. Когда его расстреляли, ему было 38. Понимаете, всего 38 лет! Вам сколько сейчас?
– Сорок.
– А мне пятьдесят. А представляете, каково быть убитым в 38? Знаете, теперь, когда я прилетаю в Москву и в Киев, я хожу по улицам и ищу такие русские лица. Но нахожу крайне редко… – И он закрыл свой ноутбук. – Слава Богу, этот малыш замолчал. Кажется, уснул. О чем мы говорили до моего двоюродного прадеда?
– Это не важно, – сказал Грущо. – У вас такой русский язык… Я бы никогда не сказал, что вы иностранец.
– А я не иностранец, – сухо возразил сосед. – Я русский дворянин, и Россия – это моя страна. В нашем родовом гнезде под Питером я на свои средства содержу детский дом, в нем живут сто сорок сирот. При этом, хотя я человек небогатый, я мог бы содержать и больше детей, если бы нашел достойных воспитателей. Вы, случайно, не из Питера?
– Нет, я москвич.