В понедельник я убит…
Шрифт:
Люблю эту женщину до слез, до сердечной дрожи, но вот с ее характером ну никак не могу примириться! Недаром в ней вперемешку с русской кровью течет мордовская. Одно слово — мордва поперечная, как ее мама называла в минуты раздражения. Придется с ходу ломать, чтоб вникла насколько все серьезно. А пока следует заранее заказать билеты на ближайший поезд. Самолетом не с руки. Потому что уже через пару часов люди Карена будут нас искать. И по регистрации определить пункт прибытия — пара пустяков. Сейчас Карен уверен, что я до сих пор лежу в отключке, и меня возьмут тепленьким, с пистолетом в руке. Или, как минимум, ползаю на карачках по дому, плохо соображая, что произошло, и какого хрена я делаю в чужом жилище. И будет ждать звонка от своего человека. С сообщением, что меня повязали. Ну не может не быть такого человечка. Не тот гусь Карен, чтобы пустить такое дело на самотек, обязательно подстрахуется. Вот только глупость он все же совершил. Дал мне десять минут форы, и они стали решающими. Потому что на старте этим минутам цены нет. Так что своим мобильником я еще могу воспользоваться. Не думаю, что Карен уже фиксирует звонки с него. А что для Карена это сделать не сложно — к бабке не ходи. Как пить дать в сотовой компании у него есть свой слухач, и каждый звонок с интересующего Карена мобильного фиксируется. Не исключено, что и прослушивается. Не бином Ньютона. Да и пеленгуется наверняка с легкостью. Если уж в Интернете предлагаются услуги по определению места нахождения абонента, достаточно только номер указать, то оператору сотовой связи это сделать — как два пальца об асфальт.
Первым делом я позвонил в кассу предварительных заказов на вокзал, и заказал билет на ближайший поезд до Питера. Отправление в тринадцать тридцать по местному времени, сегодня как раз нечетный день. Так что у меня есть еще три часа с хвостиком. Вполне успею, если действовать быстро и сноровисто. Главное Ульянку уломать. Билет я, разумеется, заказал не от своего имени, а от имени Рамиля Фаткуллина, местного художника. Хотя определение "местный" к нему не совсем применимо. Слава о нем, как о художнике, давно перешагнула не только границы области, но и России. И даже перевалила за океан. В Калифорнии у Рамиля собственная студия, для голливудской богемы приобрести его картину считается делом престижным. В старушке Европе у него ежегодно проходят персональные выставки. А в свой родной город он наезжает примерно раз в два года. Квартира, доставшаяся ему от родителей, практически постоянно пустует. Потому что даже в свои нечастые приезды Рамиль пропадает в здешней своей мастерской, расположенной в мансарде одного особнячка, построенного в начале прошлого столетия и которому Рамиль безуспешно, уже два года, пытается придать статус памятника архитектуры, привязывая к нему имена известных российских живописцев. Якобы останавливавшихся в этом особняке в разное время. Потому что двухэтажный домишко, явно купеческой постройки, по генплану через год должен пойти под снос. А Рамиль к нему привык, черпает в нем свое вдохновение и расстаться со своей мансардой не желает ни в какую. А парень он упертый, глядишь, и добьется своего…
В общем, следующим моим звонком был звонок Рамилю. Сегодня он должен быть в полном порядке. В запой он ушел четыре дня назад. Но есть у Рамиля одна очень хорошая черта: он не пьет больше трех суток подряд. И в этом смысле точен, как бомба с часовым механизмом. И в ответ я и впрямь услышал бодрый и даже не заспанный голос:
— Алло…
Облегченно вздохнув, и порадовавшись силе привычки Фаткуллина, я отозвался:
— Рамиль, это Антон. Мне твоя помощь нужна.
— Антон, Антон… А! Привет, Антоха! Как ты? Столько времени не виделись, может, состыкуемся?
— Позже, Рамиль. Сейчас я очень занят. У меня к тебе огромная просьба. Ты можешь подъехать на вокзал в час.
— Дня или ночи?
— Дня, Рамиль, дня.
— Ты куда то уезжаешь?
— Вроде того. Тебе же рядом совсем.
— Рядом. Конечно, могу.
— И прихвати с собой паспорт, ладно? В кассе предварительных заказов выкупи билет на питерский поезд на свое имя, и жди меня. Сделаешь?
— Без вопросов.
— Спасибо, Рамиль. И еще. Купи в ближайшем салоне сим-карту для мобильника. Любую. Оформи на свое имя. Я позже верну ее тебе, лады? Только не забудь, и не опоздай. Это очень важно. До встречи.
Ну, вот. Одно дело сделано. Теперь к Ульянке на работу. Дай то Бог, чтобы она была в редакции. Набрав номер, я услышал немного резковатое Ульянкино: "Да", и скис. Она явно не в настроении. А поднимать мне ее настроение сейчас некогда, да и нечем. Господи, только бы не стала ерепениться, как обычно!
— Улька, это я. Ты в редакции?
— Да. И очень раздражена.
— Я догадался. Проблемы?
— Антон! Ну, ты же знаешь, в редакции всегда проблемы. Когда газета выходила в штатном режиме? Материалы вернули на доработку, все к чертовой матери перемешали, сижу, пытаюсь понять: мой это текст, или же нет?
Понятно. Ульянка на взводе. А вот времени то на уговоры у меня и нет…
— Улька, я тебя очень прошу, закончи с материалами до моего приезда. Я буду через полчаса. И тебе придется уехать со мной. Сегодня пятница, с понедельника ты в отпуске, насколько я помню? Отпросись на репортаж, и исчезни.
— Да ты сдурел, Антошка?! Какие полчаса? Тут работы до конца дня!
— Надо, Ульянка. Поверь мне на слово, хоть раз! Все, буду через полчаса.
Отключившись, я зримо представил, как она сейчас швырнула трубку на стол, поминая меня нехорошим словом. Ничего, переживем. Она все же молодец. В нужный момент умеет сконцентрироваться, и уложиться в кратчайшие сроки. Недаром ей удалось пробиться в региональный корпункт "Известий". Ей, девчонке из районной газеты, практически без опыта работы. И за полтора года выросла так, в профессиональном плане, что мэтрам иной раз носы утирает. Воли и целеустремленности у нее хоть отбавляй. Ничуть не меньше, чем упрямства.
Через полчаса, как штык, я ждал Ульянку возле входа. Она вышла стремительно, размашисто зашагала к моей "Ниве", и даже по походке было видно, что зла на весь божий мир до предела. Похоже, разговор с главредом был не из приятных. И стрелочником, конечно же, стану я. Так всегда было, и я к этому стал привыкать уже. Но только не сегодня.
Едва только Улька села в машину, и открыла рот, чтобы отчитать меня, я с ходу перебил:
— Тихо, Улька. Выслушай меня молча, не перебивай.
И повернулся к ней лицом. Заметив огромный синячище у меня под глазом и рассеченную бровь, Ульянка охнула, прикрыла рот ладошкой, и на глаза навернулись слезы. Нет, все же не все еще потеряно, если ревет из-за меня. А Улька, замотала головой, и едва не заголосила:
— Опять?! Опять во что-то ввязался? Да что ж ты неугомонный какой, Антошка? Что это? За что?
Погладив любимую по руке, я для начала коротко сообщил:
— Все хреново, барышня. Это, — я покрутил пальцев вокруг глаза, — только бледная иллюстрация реальности. Улька, я сейчас шагаю по лезвию бритвы, и рискую ежеминутно рассыпаться на две половинки. Но даже не это хреново…
— Во что ты ввязался?
— Меня ввязали, а не я ввязался.
— Антон! Перестань играть словами! Я бросаю все, срываюсь в разгар рабочего дня, обещая главреду репортаж. А что я ему предложу?
— Будет тебе убойный материал, гарантирую. Но позже. А сейчас слушай. Меня втянули в нехорошую историю. Очень нехорошую. Намного хуже той, из-за которой я погорел в последний раз. Тут уже не потерей работы пахнет. По этому делу только за последние два дня убиты уже четверо. Один из которых — крупный криминальный авторитет. Фамилия Салихов тебе о чем-то говорит?