В понедельник я убит…
Шрифт:
С отвращением загасив сигарету, я проковылял в ванную, без желания почистил зубы, побрился и умылся, и потащился одеваться. Распахнув платяной шкаф, снова поймал себя на мысли, что Ульянка права на сто процентов. Вот ведь и гардероб у меня достаточно обширный, а хожу как американский фермер в джинсовке непрерывно. Странное дело. В юности и молодости я жаловал исключительно костюм с галстуком, а в сезон — кашемировое пальто с шелковым кашне и шляпу. Теперь же захотелось свободы движения, и таскаю я джинсы и куртку, пока не заношу до дыр. А потом покупаю точно такую же, и все по новой. Нет, что-то в моей жизни надо срочно менять…
Закрывая дверь квартиры, я услышал шаги на лестнице. Обернувшись, разглядел двух санитаров с носилками. Видимо, со "скорой", которая стояла, я видел в окно, рядом с синим "Опелем" моих надзирателей, будь они неладны. С утра пораньше караулят. Один из санитаров вежливо поинтересовался:
— Гражданин, не подскажете на каком этаже сто семьдесят шестая квартира? У вас в подъезде лифт не работает, тащимся уже на шестой этаж.
Я машинально ответил:
— На седьмом.
И по инерции шагнул к двери лифта. И тут же почувствовал укол беспокойства в сердце. Как утром, при звонке Никиты. Какого хрена спрашивать? Считать не умеют? По четыре квартиры на площадке, вычислить — плевое дело. Да к тому же машинально нажатая мной кнопка вызова лифта заалела, внизу загудело, и лифт скрипуче пополз вверх. Первым моим побуждением было повернуться, и принять стойку. Не понравились мне эти санитары. Ох, не понравились! Не успел. Сзади за шею меня обхватил левой рукой другой санитар, правой прижимая к лицу марлевый тампон. Этот был не так вежлив, и пробурчал без прикрас:
— Тебе же сказали, придурок недоделанный, — лифт не работает.
В ноздри шибанул удушливый запах эфира, я стал проваливаться в темноту, и рухнул на любезно подставленные носилки…
Очнулся я лежа на комфортном диване, в неге и уюте. Только голова еще немного кружилась от эфира. Впрочем, это, вероятно, усиливал действие выпитый натощак коньяк. При мысли о коньяке мне вдруг захотелось выпить со всей страстью, на которую был способен мой недоопохмелившийся организм. Тем более, что на сервирочном столике, рядом с диваном, стоял неплохой выбор напитков и масса разнообразных бутербродов в шикарных розетках. И плевать, для меня это предназначено, или же нет. Насильно затащили, и я не обязан соблюдать корректность. Надеюсь, все это богатство не отравлено.
Замахнув рюмку коньяку я со вкусом зажевал бутербродом, закурил, и осмотрелся. Шикарный такой особнячок, явно где-то за городом, судя по пению птиц и отсутствию городского шума. Вот только кому он принадлежит? Кто меня так нелюбезно пригласил в гости? Что в гости, это понятно. Иначе очнулся бы я не на диване, а в каком-нибудь сыром подвале, связанный и избитый.
Впрочем, ломать голову долго не пришлось. Одна из дверей бесшумно распахнулась, и в гостиную вошел… Салихов Дамир Рифкатович, собственной персоной! Вот значит, кому я понадобился? Ну, что же, жизнь становится все интереснее, и интереснее. Вот только к Никите я попаду, опасаюсь, теперь не скоро. "Гостеприимство" Салихова может оказаться сколь любезным, столь же и длительным. И не смогу позвонить. Телефон у меня от греха изъяли, пока я нежился в объятиях Морфея.
А Салихов, как ни в чем ни бывало, широко улыбнулся, и раскинул руки:
— Здравствуй, дорогой! Вижу, пришел в себя, и уже освоился? Ну, и правильно. Для мусульманина гость — святое. Будь хозяином, не стесняйся. Если позволишь, я тоже рюмочку выпью.
И по-простецки плеснул себе добрых полфужера, и залпом выпил. Закусывать не стал, только понюхал дольку лимона, и с хитрецой посмотрел на меня:
— Ты извини, Антон… Ничего, что я на "ты" и по имени?
Инертно пожав плечами, я отозвался:
— Да я привык. Ваш коллега тоже с этого начал. Кстати, где моя машина? Выбираться я отсюда как стану? Или я здесь надолго?
Салихов хохотнул:
— Ха-ха! "Коллега", ну надо же?! Видишь, какие мы с ним одинаковые? И очень разные, поверь мне. А за машину не беспокойся. Ребята ее пригнали, во дворе стоит. Ты прости их, что так грубовато сработали. Ну не хотели они тебя в открытую приглашать. Ты же парень упертый. Не захочешь — не поедешь. Придется силой тащить. А ты боец. Спеленать себя как младенца не позволишь. Значит, будет потасовка, шум, возможно кровь. Ну, зачем это? Люди и так устали от криминальных разборок. Я же все знаю про тебя. Это сейчас ты писака и говорун в камеру. Хотя, надо признать, что очень хороший. Но служил то ты в войсках дяди Васи. И год во взводе разведки в Чечне. Причем, в самой что ни на есть мясорубке. И то, что ты выжил в ней, говорит о тебе как о сильном индивиде, имеющем непреодолимую тягу к жизни. К тому же мы и с тобой коллеги. Смотри.
Закатав правый рукав рубашки, Салихов показала татуировку на предплечье. Голубой купол парашюта, два самолетика по бокам и в центре — череп в берете. Внизу, в ленточке, знакомые до боли буквы — ВДВ.
Я уточнил:
— И где?
— За речкой. Четыре года комбатом. Так что я майор, а ты сержант. Я старше по возрасту и званию. Но ты "берет", и я "берет". Поэтому давай на "ты", по имени, и по-честному. Договорились?
При этих словах он посерьезнел, не заметив у меня в глазах желания "по-честному", и уже сухо и по-деловому поведал:
— Я все знаю. Знаю, что Карен нанял тебя, чтобы ты облил меня грязью, и тем самым хочет отстранить меня от участия в торгах. Наивный он человек. Или не такой уж и наивный, а?
Салихов стрельнул в меня азиатскими глазами, и жестко улыбнулся, раздвигая щеточку седеющих усов. Не дождавшись ответа, уточнил:
— Скажи, Антон, он на меня что-то припас? Так?
Я инертно пожал плечами, не спеша отвечать. Ясность ума еще не восстановилась полностью, и ни к чему болтать то, о чем можешь пожалеть через пять минут. И не стоит пока сообщать, что я сам намеревался его навестить. Сразу возникнет вопрос: с какой целью? Верю я всякому зверю, а тебе, ежу, пока погожу. Что Карен, что Дамир — одного поля ягоды. Тут как по весеннему льду идешь. Еще шаг, — и в полынью можно уйти. И не важно, что в шикарной гостиной не видно орудий для пыток. Неизвестно еще, чем подвалы особняка Дамира оборудованы. Но поскольку совсем молчать тоже не стоило, я уклончиво ответил:
— Возможно. Пока что мне известно только то, что Карен хочет построить на купленной земле аквапарк. А ты желаешь там устроить свалку. Это его слова.
Откинувшись в кресле, Дамир с прищуром посмотрел на меня долгим взглядом, и резюмировал:
— Ты чего-то не договариваешь, парень. Ладно, я поясню тебе свою позицию. Может это на тебя подействует. Поверь, я буду говорить честно. Во-первых, не свалку, а современный комбинат по переработке твердых бытовых отходов. Улавливаешь разницу? И, кроме того, еще десять сортировочных пунктов по всему району. Знаешь, я ведь местный. Да-да, не удивляйся. Родился, и вырос в этом районе. Это уже потом — военное училище, гарнизоны, Афган… Так вот, как нормальный человек и уроженец этих мест я не могу спокойно смотреть, как местная администрация губит природу. Ну, и люди, конечно. К сожалению. Ты никогда не мотался по здешним селам? В каждом овраге — помойка. И по берегам реки тоже. И все это паскудство длится даже не годами, — десятками лет. По весне такое количество зловонной грязи стекает в реку, что волосы дыбом. А всего то надо установить в каждом селе мусорные контейнеры, и обязать людей выбрасывать мусор цивилизованно. А глав сельсоветов — вывозить мусор ежедневно до ближайшего сортировочного пункта. Откуда мои люди будут свозить его на комбинат. Разумно?