В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года
Шрифт:
Во дворе кащеевского дома женщина рубила дрова.
– Серафим дома?
– спросил Смирнов.
Женщина разогнулась, воткнула топор в колоду, заправила под платок высыпавшиеся из-под него волосы и ответила недобро:
– Где ж ему быть? Если не в пивной, то дома.
– Как к нему пройти?
– По лестнице на второй этаж. Вторая комната направо.
Казарян переложил пистолет в карман.
– Что ж, правильно, - кивнул Смирнов, но свой оставил под мышкой. Начнем, помолясь.
Казарян резким ударом ноги открыл дверь и влетел в комнату. Следом за ним
За столом сидели двое, распивали. Но сейчас отвлеклись от хорошего занятия: смотрели на вошедших.
– Оружие на пол!
– приказал Смирнов.
Кащей молчал, улыбался длинной застывшей улыбкой.
Второй ответил спокойно:
– Оружия никогда не ношу. Мне отягчающих не надо.
– Пощупай его, Казарян.
– Встать!
– велел Казарян, и неизвестный гражданин послушно поднялся. Под мышками, под ремнем спереди и сзади, по карманам, в промежности, по голенищам скоро и умело проверил Роман и доложил, что не врет неизвестный. Пусто.
Смирнов демонстративно, так, чтобы все видели, переложил пистолет, ногой придвинул к двери табуретку, сел на нее, не вынимая руки из кармана, распорядился:
– Иди позвони, Рома! Чтобы сразу подавали.
Роман вмиг ссыпался по лестнице. Не снимая с лица улыбки, Кащей сказал:
– А я тебя помню, Александр.
– Я тебя тоже, Серафим Николаевич.
– Выходит, вора из тебя не получилось, и ты решил в цветные перекраситься.
– Выходит так, Кащей.
Разговор иссяк. Маялись в ожидании. Первым не выдержал неизвестный гражданин:
– За что тормознул, начальник?
– За кражу квартиры на Скаковой.
– Ошибка вышла, начальник. Не был я там и знать ничего не знаю.
– Зато я знаю.
– Вещички-то нашел, начальник?
– Не искал пока.
– Вещичек нет, и кражи нет, начальник.
– А мне много не надо, по малости обойдусь. Одного колечка от Дуськи хватит.
Теперь все замолчали окончательно. Бывал в таких норах Смирнов, и часто бывал. Нищета закоренелого пьянства: неубранная кровать, грязное тряпье вместо постельного белья, взлохмаченное, как в бурю; подобранная на помойке мебель: разномастные табуретки, кухонная тумбочка с сортирным деревянным запором вместо стола. Господи, а запах! Пахло прокисшим алкоголем, нечистым потом, перебродившей помойкой.
Зашумела под окном машина: Казарян загонял ее прямо во двор.
– Пойдемте, граждане, - буднично сказал Александр.
– А я-то зачем?
– спросил Кащей.
– Для порядка, - ответил Александр, и все трое спустились по лестнице.
Кащей и гражданин привычно направились к распахнутым дверцам "воронка".
– Не торопитесь, граждане, чистым, свежим воздухом подышим, - сказал Александр и оглядел двор.
– В кащеевский сарай вы его не поставили, не дураки, в чужие - опасно, под замками они, да и заметить могут, за поленницами, ясное дело, не спрячешь. Вот что, Рома. Переверни-ка собачью будку.
Казарян поднатужился и перевернул конуру. Конура встала на бок и обнаружила старый фибровый чемодан.
Смирнов поднялся к себе в кабинет. За ним как привязанный
– У тебя что, дел нет?
– спросил Александр, усаживаясь. Роман сел напротив, устало растер ладонями лицо.
– Саня, расскажи, как это ты сделал?
– Ты же видел.
– Видел, но почему именно так? Почему сразу в цвет?
– Все примитивно, Рома, как обезьянья задница.
– Не прибедняйся. Ты - великий сыщик, Саня.
Смирнов тихо засмеялся и смеялся долго. Потом сказал:
– Я - бывшая шпана, Роман. Я с московской окраины. Я такой же, как они. И поэтому мне не надо залезать в их шкуру, чтобы представить себе, как они могут действовать. Мысленно я просто действовал в этих обстоятельствах.
– И как ты действовал в сегодняшних обстоятельствах?
– Действовал все-таки он. Когда я увидел до капли выжатый графинчик, то понял, что маэстро с сильнейшего бодуна. Просто так выпить на работе профессионал себе не позволит. А то, что в квартире писателя действовал профессионал, понятно с первого взгляда. На скачок, Рома, он пошел непохмеленным, с нервишками врастопырку, - такого тоже просто так не бывает. Значит, вчера пропил все до копейки. Квартира без наводки тоже выбрана безошибочно. Следовательно, он или местный, или очень хорошо знает этот район.
И вот он собирает вещички и выходит с чемоданом. Денег по-прежнему нет, а душа горит, писательские сто граммов ему - как слону дробинка. На что выпить? Надо реализовать взятое по мелочам. У Белорусского вокзала суета, народу полно, товар спокойно не предложишь, да и милиция там постоянно. Беговая - слишком близко. Лучшее место - пивная на аллеях, к тому же известно, что Дуська по-тихому принимает товар. Нешумно, народу мало, подходы хорошо просматриваются, чуть что - можно задним ходом уйти в эльдорадовские переулки, где хрен его найдешь. И он туда отправился. А потом отправились и мы.
– Железная логика!
– восхитился Казарян.
– Логика, Рома, появилась задним числом. Сейчас, когда я вслух рассуждаю. А тогда просто шел, как лунатик, его путем, и все.
– Завидую тебе, Саня.
– А я тебе. Конечно, в таких случаях тебе, Рома, будет труднее, чем мне. Хоть и путался ты с приблатненными, но ты - интеллигентный, воспитанный, с хорошо тренированным мышлением человек. Ты мыслишь глубже, остроумней, масштабнее. Со временем ты будешь моим начальником.
Теперь засмеялся Казарян.
– Ты что ржешь, будущий начальник?
– Потому что смешно. Зря ты жалуешься на несовершенство своего мыслительного аппарата.
Без стука в кабинет вошел Сам. Смирнов и Казарян вскочили.
– Руководство Союза писателей просило меня передать вам благодарность за успешное и быстрое раскрытие дела, - официально сообщил Сам.
– Деньгами бы, - помечтал вслух Казарян.
Сам покосился на него грозно. Но клизму не вставил, было хорошее настроение, поворчал только:
– Чего, как штыки, торчите? Садитесь!
– и тоже сел на ближайший стул.
– Потом потерпевший звонил. Слов подобрать не мог, только мычал от восхищения тобой, Смирнов. Говорит, что ты - герой нашего времени. Приятно?