В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года
Шрифт:
Нет, все-таки - огольцы. Казарян шел к отцу Геннадия Иванюка. С отцом проще, чем с матерью, та потонет в эмоциях. А отцу расскажешь, покажешь малозаманчивую перспективу, докажешь, что деваться некуда (а ему действительно деваться некуда), и он будет послушным, как хорошо натасканный волкодав. А давить надобно на волка - совсем беззубого пока волчонка. Сынка родного.
Отец Геннадия был шишкой средних размеров - председателем Мосгоршвейсоюза, одной из организаций Промкооперации, в систему которой входили пошивочные артели
Одноэтажный особняк на Сретенском бульваре был трогателен, как трогательны уютные московские жилища середины прошлого века, приспособленные под учреждения. Этот хоть содержали в порядке - без халтуры покрашенные снаружи и внутри стены, непотревоженная старинная лепнина, натертые до блеска, наборные паркетные полы.
– Мне бы Тимофея Филипповича повидать, - обратился к секретарше Казарян.
– А вы откуда, товарищ?
– добросовестно исполняя свои обязанности, официально осведомилась секретарша. Казарян застенчиво улыбнулся и пояснил:
– Из милиции.
– Из ОБХСС?
– решила уточнить секретарша.
– На этот раз - из МУРа.
Кабинет был хорош потому, что и при дореволюционном владельце он был кабинетом. Любимый Казаряном орех: причудливая резьба, свободные неожиданные формы. Стол, кресла, стулья. После положенных приветствий Казарян поинтересовался:
– Мебель сами подбирали или по наследству?
– Еще со старых времен. Заменить руки не доходят.
– Полноватый, но не полный, и потому весьма вальяжный, в хорошо сшитом пиджаке, Тимофей Филиппович царским жестом указал на кресло, подождал, пока усядется Казарян, и тоже поинтересовался:
– Чем обязан визиту представителя столь почтенной организации?
– Не "чем" - "кому". Сынку. Кровинушке вашей.
– Казарян атаковал с ходу.
– Опять, значит, - поник Иванюк-старший.
– Вы его арестовали?
– Зачем спешить? Если вы сделаете так, что он нам поможет, вместе поищем варианты.
– Не понимаю, ничего не понимаю.
– А что тут понимать? Он рассказывает мне все, только честно, - тогда он свидетель. Он молчит или врет - тогда он соучасник.
– В чем соучастник?
– В убийстве, дорогой Тимофей Филиппович.
– Казарян орудовал дрыном. Подобная разновидность советского руководителя была ему хорошо известна. Только дрыном и только по голове. Иначе не проймешь.
– Гена убивал?!
– Вы хотите знать, действовал ли он ножичком или револьвером? Успокою вас: не действовал. Но тут же опять обеспокою: принимал самое активное участие в организации этого преступления.
Председатель сломался. Он смотрел на Казаряна преданными глазами хорошо натасканного волкодава.
– Что я должен делать?
И персональная машина у Иванюка-старшего была. Трофейный "опель-капитан". И личный шофер - молодая складная бабенка в превосходной кожаной куртке. Бабенка не без сексепила.
Катили по бульварам. Мадам
– Как договорились, Тимофей Филиппович. Бумажник забыли, заскочили на минутку. Если Геннадий дома, подходите к окну на кухне, - еще раз проинструктировал Казарян, не очень-то надеясь на слегка замутненную после обработки голову Иванюка-старшего.
Понурый Иванюк вылез из машины и пошел. Представительный мужчина, ничего не скажешь.
– Спишь с ним?
– спросил у шоферши Казарян.
– Не твое собачье дело, мент, - не оборачиваясь, огрызнулась она.
– Именно мое, я же мент. Я про своих клиентов все должен знать.
– Ну, сплю. Что из этого?!
– А с мальцом?
– Плевала я на сопляка вашего!
– Ясненько. Он пристает, а ты не даешь.
– Пристает! Слюни пускает да прижимается!
– презрительно определила застенчивые попытки Иванюка-младшего шоферша. В окне появился Иванюк-старший, но Казарян не торопился.
– Ты его одного куда-нибудь возила?
– Лохудру вожу, а сопляка - нет. Хозяин запретил.
– Хоза-аин!
– передразнил ее Казарян и вылез из машины.
Дверь открыл Иванюк-младший.
– А вот и я, Гена!
– радостно, как в цирке, приветствовал его Казарян и развернул красную книжечку.
– Кто там, Геннадий?
– спросил из кухни старший Иванюк в пределах возможной для него естественности. Но на первый раз весьма сносно.
– Это ко мне!
– криком, чтобы отец не заметил волнения, ответил Геннадий.
– Папа?
– полушепотом спросил Казарян и, когда Геннадий кивнул, криком же расширил и углубил его ответ: - И к вам тоже, Тимофей Филиппович!
Тимофей Филиппович появился в прихожей.
– Кто это, Геннадий?
– на этот раз несколько театрально вопросил Иванюк-старший.
– Это из милиции, папа, - пролепетало непутевое дитя.
– Опять?!
– вскричал папа.
– Ты же давал мне честное слово, что с этим покончено!
– Папа, я ничего такого не делал! Я не знаю, почему он пришел!
– Просто так милиция не приходит!
– сейчас Иванюк-старший орал абсолютно искренне.
– Дорогие Иванюки!
– обратился к ним Казарян.
– Что же в прихожей шуметь? Давайте расположимся где-нибудь поудобнее, сядем рядком да поговорим ладком.
– Прошу!
– опомнился Иванюк-старший и распахнул дверь в столовую.
– Давайте договоримся так, - предложил Казарян, усевшись на зачехленный стул.
– Чтобы избежать базара, я буду задавать вопросы, и на каждый вопрос будет отвечать только тот, к кому этот вопрос адресован. Есть другие предложения по порядку ведения?