В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года
Шрифт:
– Подожди. Почему неглупый и осторожный Цыган пошел в это укромное место?
– Точно, Саня!
– с лету поймал смирновскую догадку хитрый Казарян. Тайником заманил, ямой, которая в этих катакомбах!
– Нету там ни хрена, - сказал Смирнов, - хотя еще разок посмотреть не мешает. Пусть ребятки для практики займутся. И не убивать он его вел. Столб о чем-то хотел поговорить с Цыганом, договориться. Если только убить, чего проще. О чем он хотел говорить с Цыганом, о ком?
– Работенка, - мрачно резюмировал Смирнов.
– О письме давайте, -
– Роман, прочти его еще раз вслух, - попросил Смирнов.
Роман взял из справки скрюченную, как кусок засохшего сыра, фотокопию и прочел:
– "Ромка, родной! Нет ни дня, минуты, нет ни секунды, чтобы я о тебе не думала. И ты должен так, потому что мы все равно обязательно будем вместе. Он уговорил меня, что пока нам с тобой лучше не видеться, но я последнее время сомневаюсь в этом. Рома, я стала его бояться. Вроде бы он желает нам добра, но мне все равно страшно. А может, я просто дура? Не умею писать письма, да я и не писала их никому. Живу себе помаленьку, с местными ни с кем не дружу, гуляю одна, хожу поезда встречать. Знаю, что ты не можешь приехать, а все равно встречаю и надеюсь. Он мне про Леньку сказал, с ухмылочкой так сказал, а я заплакала. Какой бы ни был этот Ленька, а все же я на него зла не держу. Ты, пожалуйста, не ревнуй к покойнику. Писать больше не о чем. Люблю тебя и хочу, хочу, хочу увидеть тебя как можно скорее. Твоя, вся твоя Ри".
– Черт-те что, - подумав, сказал Сергей.
– Имечко тоже - Ри.
– Что же ты понял?
– спросил Смирнов.
– Во-первых, не из дамочек - постоянного контингента Цыгана. Девица, и молодая девица. Импульсивна, я бы сказал, экзальтированна, из допустимо интеллигентной семьи, но воспитания крайне небрежного. Влюблена в Цыгана, как кошка.
– А кто это "он"?
– поинтересовался Ларионов.
– Чего не скажу, того не скажу, - признался Казарян. Смирнов взял из его рук фотокопию, еще раз просмотрел текст и подытожил раздраженно:
– Сережа, за тобой - все бабские связи Цыгана. Ты, Роман, возглавляешь группу, которая будет прочесывать Рижскую дорогу. Больше пока ничего в башку не приходит. Да, что можете сказать по карманной клади Цыгана и следам?
– Карманная кладь - джентльменский набор маршрутника: тысяча сто двадцать три рубля 65 копеек денег, шикарный бумажник, расческа в серебре, пачка папирос "Тройка", австрийская зажигалка и - смерть бабам - темные очки, - по бумажке перечислил Ларионов.
– Из этого ничего не выжмешь: есть только то, что есть. А следы, какие могут быть особые следы на песке? Так, тени следов.
– Не скажи, Сережа, - не согласился Казарян.
– Тени, как ты говоришь, в какой-то степени определяют объект, который их отбрасывает. В данном случае - размер ноги. Очкарики же пишут - ориентировочный размер обуви сорок четыре - сорок пять. Не меньше. Косвенно подтверждается Столб с его ростом метр восемьдесят семь.
– Согласен, - подтвердил его правоту Ларионов.
– И я согласен, - кивнул Смирнов.
– Согласен-то согласен, а что
...Паренек Витя - младший лейтенант Виктор Гусляев - явился через полчаса и доложил:
– Еле я его разыскал, товарищ майор.
– Так тащи его сюда!!!
– Я его не смог доставить, товарищ майор, - виновато пояснил Гусляев.
– Он в сорок восьмом в предвариловке сидит.
– Как это сидит?! Он что, спятил, чтобы в тюрьму садиться?!
– Был пойман с поличным во время кражи в гастрономе возле метро "Сокол".
– Что украл-то?
– Пытался стащить у гражданки одной из хозяйственной сумки кошелек.
– Совсем интересно. А когда это преступление века свершилось?
– Сегодня в двенадцать часов двадцать три минуты.
– Ой, как мне захотелось поговорить с Валерием Евсеевичем! Утром думал, что придется ловить наудачу, а теперь жареным пахнет. Так почему же ты его не приволок?
– Они без бумажки не отдают, бюрократы чертовы!
– обиженно пожаловался Гусляев.
– Ну, бумажку-то мы им мигом спроворим!
Был Валерий Евсеевич Межаков по кличке Коммерция одет несколько не по сезону. В добротной стеганке, в диагоналевых галифе, в крепких и тяжелых яловых сапогах. Смирнов оглядел его со всех сторон, обойдя для этого кругом, потом спросил:
– Не жарко ли?
– Жар костей не ломит, - скромно отвечал Межаков.
– Тебя что, оперативники домой после ареста переодеться водили?
– Зачем? Таким взяли.
Смирнов легким толчком в плечо направил Коммерцию к табурету, а сам сел за свой стол. Лейтенант Гусляев продолжал стоять.
– Друг мой Коммерция, я тебя очень прошу ответить на один вопрос: от кого ты узнал, что сегодня ночью убили Цыгана?
– витиевато спросил Смирнов.
Коммерция покосился на Гусляева, потом на Смирнова.
– Нам с тобой, Александр, без свидетелей, без протокола следовало бы говорить. И тебе полезнее, и мне.
– Принято, - согласился Александр.
– Витя, будь добр, оставь нас одних.
– Слушаюсь, - по-военному ответил огорченный Гусляев и удалился.
– Так кто же сказал тебе, что убили Цыгана?
– А почему ты думаешь, что мне известно об убийстве Цыгана? вопросом на вопрос ответил Коммерция.
– Я не думаю, я знаю.
– Так откуда же, дорогой Александр Иванович?
Смирнов направил свой твердый, как пистолет, указательный палец на дверь, за которой скрылся Гусляев:
– От младшего лейтенанта Виктора Гусляева, драгоценный Валерий Евсеевич.
– А что он может знать?
– Хотя бы то, чем ты сегодня с утра занимался. И мне этого вполне достаточно.
– Загадками говорите, уважаемый Александр Иванович.
– Я удивлен, Коммерция.
– В смирновском басе погромыхивала гроза. Ты сам напросился на разговор без свидетелей и протокола. И тут же начинаешь мне, как фофану, заливать баки. Я перестаю тебя понимать.