В прорыв идут штрафные батальоны
Шрифт:
— Паш, Жуков не причастен. Спит только рядом с Кисетом, но с блатняками не связан. Сам знаешь.
— Знать-то знаю. Но и смершевцы без оснований никого не трогают. Значит, есть за что.
— Какие основания, Паш?! Я за Кольку головой ручаюсь. По злобе кто-то на него показал.
— От меня-то ты чего хочешь? Я что, по-твоему, могу для него сделать?
— Как что? А комбат? К комбату иди!
— Ты думаешь, это так просто? Во-первых, «Смерш» комбату не подчинен. Они и Балтусу могут биографию попортить. Во-вторых, даже если идти к комбату — что я ему скажу? Что не виноват Жуков? Ну, ладно, скажу, а почему он мне верить должен?
— Потому
— Силен аргумент. Прямо гаубичным накрыл.
— Дальше не гадай. Ты должен. И прямо сейчас, пока не поздно.
Павел колебался. Перспектива вновь предстать перед задерганным комбатом, рискуя повторно вызвать его недовольство собой, представлялась не только малопривлекательной, но и вообще бесцельной. Не до того сейчас комбату. Но и отказать другу тоже не мог. Махтуров, насупясь, другого не ждал.
— Ладно, пошли. Сначала в «Смерш».
В голове созрел план: если Жуков под арестом, на гауптвахте, попробовать через часового узнать, в чем конкретно его обвиняют. И только после этого идти к комбату.
Изнутри землянки, отведенной под гауптвахту, доносилось многоголосое лагерное заунывье:
А если заметят меня часовые, Тогда я, мальчишка, пропал, Тревога и выстрел, Я вниз головою с баркаса упал.Но подступиться ближе не удалось. Часовой на уговоры не поддался и к входу не подпустил. Пришлось ретироваться ни с чем.
На повороте к штабу столкнулись с командиром восьмой роты старшим лейтенантом Хариным.
— Твоих там сколько певцов? — поняв без слов причину появления Колычева в расположении хозяйства «Смерша», спросил Харин, здороваясь с Павлом. — По себе воют, сволочи.
— Моих трое.
— Трое! Ерунда. С меня за семерых комбат стружку снимал. А я рад. От самой погани освободился.
— Как комбат?
— Пышет. Но терпимо. Не боись!
Кроме Балтуса, в кабинете находился начальник штаба Сухорук Оба с сосредоточенным вниманием склонились над столом с кипой бумаг, очевидно, штабных документов, подготовленных для подписания. Комбат, сидя, с ручкой в руке, подписывал, а Сухорук, нависая над ним сзади, с правого плеча, подавал короткие поясняющие реплики, принимал и складывал подписанные листки в специальную папку.
«Не вовремя», — досадливо заключил Павел, затрудняясь, как поступить: пройти к столу или остаться у порога. Балтус, оторвавшись от бумаг, мельком скользнул по нему немым взглядом, жестом показал: «Жди!»
— Товарищ майор, — волнуясь, стал докладывать Павел, когда Балтус освободился и отпустил начальника штаба, направившегося с пухлой папкой к выходу. — В моей роте арестовали солдата…
— Уже не солдата, а бандита, отданного под трибунал, — недослушав, резким своим командирским тоном утвердил Балтус.
— Не виновен он, товарищ майор. Солдат-фронтовик, с уголовниками не связан. Ошибка вышла, товарищ майор. Из моего взвода. Я за него головой ручаюсь.
Балтус откинулся на спинку стула, поджал скептически тонкие губы.
— Не верю я в ошибки. Если арестовали, значит, виноват. В трибунале тоже люди сидят. Разберутся. Как его фамилия, говорите?
— Жуков, Николай, товарищ майор.
Палец майора прошелся по коротенькому столбцу фамилий.
— Нет такого, старшина. Вот данные «Смерша». Тринадцать человек арестованных, предназначенных для отправки в корпус. Жукова среди
— Каких, товарищ майор? Гражданских, что в селе поубивали? — переспросил Павел, не будучи уверен, что правильно понял распоряжение комбата.
— Нет. Тех давно похоронили. Падаль ночную убрать надо. Выделите командира отделения. После отбоя пусть возьмут лошадь и вывезут трупы в поле. Найдут воронку поглубже и закопают. И никаких следов чтобы не осталось. Ни креста, ни надписей. Как в лагере. Большего не заслужили. Вам ясно?
— Так точно, товарищ майор. Будет исполнено.
— Если у вас все, можете быть свободны. Затянувшееся ожидание Махтурова всерьез обеспокоило.
— Ну что там? — встретил он Павла встревоженным вопросом. — Не договорились?
— Топай, Коля, во взвод. Жуков, наверно, уже у печки греется, пока ты тут дрожжи продаешь.
— Правда? Я, честно говоря, засомневался уже. Что-то долго ты его убеждал. Но добился же своего.
— Ничего я, Николай, не добился. Балтус и слушать меня не стал. Просто Жукова никто не арестовывал — доставляли на опознание как свидетеля. Ложная тревога. И заслуг тут никаких моих нет. Дуй во взвод, пока на ужин не опоздал.
— Все равно спасибо. И извини. Плохо о тебе подумал. Показалось, что боишься, не пойдешь к комбату. Пошатаешься для виду по штабным коридорам, и все.
— Ни черта себе! И давно так обо мне думаешь? —Ладно, друг, извини. Со страху померещилось.
— Махтуров повинно ткнулся лбом в плечо Колычева и, отпрянув, не оборачиваясь, заспешил во взвод
— Маштакова к Ведищеву направь. Пусть за Грохотовым зайдет по пути. Я их у Ведищева ждать буду, — докрикнул ему вслед Павел.
У Ведищева во взводе порядок По ощущениям, вроде легковат взводный, даже не серьезен. Не чувствуется в нем ничего от командирской строгости и властности, особенно когда к месту и не к месту на Дуньку Кулакову ссылается. Так простачок зубоскалистый. А поди ж ты. Крутится, вертится, как хлопотливый хозяйчик, на подворном хозяйстве, на все свой юрковатый глаз наложить успевает. Того подтолкнет, другого подстегнет. И не так чтобы приказал и успокоился — еще не раз вернется и проследит, чтобы исполнено было.