В прятки с любовью
Шрифт:
А я все та же, маленькая, худая и плоская, как червяк. Все так же, никто не дружит со мной. Даже Расти никогда не подходит ко мне в общественных местах, все больше старается подловить, когда рядом никого нет. Была у меня Ким. И не стало ее. То есть сама девушка, конечно, жива-здорова, но вот только это больше не она. Она так и не оправилась до конца после того, как ее порезали на сетке. Пришла в себя тогда только через неделю, и замолчала. Не говорила полгода. Свои шикарные волосы она обрила почти наголо, оставив сантиметровый ежик. Одевается только в черное, никаких красных и оранжевых полосок, что частенько допускают бесстрашные в своей форме. Только чернота. Набила себе тату — под грудью, вокруг туловища у нее, как бы, веревка
Инициацию она прошла на ура. После той ночи, когда ее сняли с сетки, не стало больше девушки из Дружелюбия. Теперь это холодная, расчетливая, железная Ким. Когда Фил сунулся было к ней, она проткнула ему мошонку ножом, с которым до сих пор не расстается никогда. Больше к ней никто не лезет.
А потом пришла весточка от Криса. И девчонка сорвалась. Она рыдала так, что я думала рухнет Яма. И, в конечном итоге, я нашла ее на мосту. Она прыгать собралась. Не могу, говорит, больше его ждать. Все, говорит, кончилась моя выдержка. Он, говорит, возвращаться не собирается, а когда вернется, даже не посмотрит на меня, я уродина. Вот дура-то, прости Господи. Это она из-за шрамов психует. Те ублюдки, что ее порезали, не скупились на глубину ран. На лице, на груди и вообще, по всему телу, остались белые ниточки-паутинки шрамов. А я слушаю и радуюсь, как дура, что она вообще говорит, а что до пропасти, так я ж не дам ей прыгнуть. И Крис вернется, и плевать ему на ее шрамы. Я его знаю, он на такие вещи вообще не посмотрит. Он, как и все в нашей семье, если залипнет на ком-нибудь, то все.
Мысли плавно перескочили на братьев. Матт с Ником увлеклись мотогонками. Стали трюкачами, прыгают с крыши на крышу на своих агрегатах. Мама уже рукой на них махнула, парни стали самыми настоящими адреналиновыми наркоманами. Когда у них соревнования, интересно, конечно, посмотреть. И выглядят, конечно, круто.
Эван прошел инициацию, метит на пост командира патруля. Вместо Криса, который пропал полтора года назад. Он должен был вернутся, в Дружелюбие был отправлен отряд зачистки, всех торчков нашли и убили, взяли какую-то банду, судили их, посадили, кого-то расстреляли. А Крис исчез, как и Джош. Остались мы вчетвером. Ким тоже в патруле, Эван одним глазом присматривает за ней, помня о просьбе брата, но с каждым месяцем, которые уже складываются в года, надежды на возвращение братьев все меньше. И я тоскую, как же я тоскую по ним! Никогда не думала, что мне будет не хватать ворчания и криков Криса, трепок от Джоша... Они по-настоящему любили меня, заботились. А теперь неизвестно где они, что с ними...
За эрудитским столом взрыв смеха, Сара, высокая, конечно же, очень красивая эрудитка, с синими глазами и прямыми светло-коричневыми волосами (явно красит) заливалась колокольчиком, обнимая Расти за плечи и наклоняясь к нему так, чтобы был виден разрез ее блузки, как можно глубже. Черт. Может, ей космы повыдирать, а? А ему это, вроде, нравится, смотрит на нее с улыбкой. На меня он, чаще всего, смотрит или настороженно, будто ожидая подвоха, или обиженно, за то, что я его опять побила, или злобно, если я его чем-то разозлю. Вот так, он мне никогда не улыбается. Но это и понятно, я ведь не Сара, у которой есть, на что посмотреть...
Мне ужасно стыдно было себе признаваться, но он мне нравится, очень нравится. Мой взгляд, все чаще, останавливается на его губах, а когда он снимает футболку, чтобы переодеться, я всегда стараюсь отвернутся, чтобы не пялиться уж очень откровенно. В Бесстрашии в моем возрасте все подростки уже занимаются сексом и это ни для кого не секрет. Только мне не светит совершенно. Потому что никто в Бесстрашии даже не посмотрит в мою сторону. Да и я не позволю посмотреть, потому что мне из них некто не нужен. А тот, кто нужен, если когда и дозреет, то точно не сейчас и, уж точно, не для меня. Я для него навсегда подружка, тренер, жилетка, кто угодно, но только не девушка. Ну и ладно. Тяжело вздыхаю, поднимаюсь с лавки. Надо уходить уже отсюда, нет сил смотреть, как Сара сейчас просто съест его. Он, конечно, пока только, слегка растерянно, на нее посматривает, но ведь дойдет до него когда-нибудь, что именно она от него хочет. Блин, вот дура, надо перестать пялиться туда.
И конечно, увлекшись рассматриванием процесса соблазнения моего друга, я совершенно не замечаю треклятого Билли, смысл шуток которого, в отношении меня сместился на подкалывания в области ниже пояса и все, что с этим связано. И я пропускаю звонкий, довольно ощутимый шлепок по попе. Останавливаюсь. Перебираю в голове, как можно его уеб*ть так, чтобы он долго еще вспоминал и соплями захлебывался.
— Ооо, червяк, так возбудилась, что забыла как ходить? Ой, постой, я вспомнил, ты ж у нас не траханая еще, не знаешь, что такое возбудиться! Хочешь попробовать?
— Член вонючий и волосатый попробуй, Билли, — советую ему, вдыхая поглубже, чтобы голос звучал ровно и не вибрировал. — Только сначала вынь его из своей жопы!
Билли вскакивает, бросается на меня. Охохонюшки, тело-то выросло, а мозги так и болтаются в черепушке, перекатываясь и звякая в пустом пространстве. Он, конечно, намного выше, сильнее и мощнее меня, но в моем росте у меня сейчас преимущество. Плюс реакция. Специально, чтобы он расслабился и подпустил меня поближе, пропускаю несколько ощутимых ударов, сама раззадориваю его мелкими кулачками, чтобы еще больше позлить. Пресс у него прокачанный, не пробьешь, не сломав пальцы, но и мы не лыком шиты. Смешно мы, наверное, смотримся, высокий накачанный подросток и мелкая вертлявая девица. Пока Билли машет своими кулачищами, от которых я непременно ухожу, выматывая его, и, еще больше, потешаясь над ним, замечаю, что Расти напрягся и, вроде как, рванулся к нам. Надо же, ему что, не все равно? Мысль эта обогрела и приласкала. И даже немного вдохновила.
— Ну что, червяк, решилась? Я смотрю, ты вокруг меня круги нарезаешь, не можешь спокойно мимо меня пройти?
Ну вот, пора. Делаю обманный маневр, заставляя его принять более устойчивую позицию и расставить пошире ноги. Резко делаю кувырок вперед так, чтобы прокатиться у него между ног, поворачиваюсь, ножичком разрезаю его брюки на талии, и сдергиваю с него штаны. Вскакиваю и даю ему пендаля.
— Билли, теперь стало ясно, отчего у тебя все время на языке «червяк» вертится. Он ведь у тебя в штанах прочно поселился, вот ты и бесишься.
— Ах ты, сука гребанная!!! — взревел придурок на всю столовую. — Ты мне ответишь за это, бл*дская девка! Я клянусь, ты пожалеешь, что вообще на свет родилась и никакой дядюшка тебе не защита.
Интересно, это смешно, только когда такие слова произносит человек со спущенными штанами, одной рукой прикрывая свой стручок, а другой пытаясь натянуть разрезанные портки, или это вообще смешная фраза? Отсмеявшись, говорю так, чтобы все услышали.
— Пожалею, конечно, пожалею, Билли. Бедный ты, тебя так жалко, просто до соплей! — подхожу, пресекая его попытки подняться несильным пинком. Потом, приставляя к его яйцам нож, говорю — попробуешь рыпнуться ко мне, это будет последнее, что сделал твой червячок, Билли. Придется, в таком случае, тебе с ним попрощаться. Тебе все понятно?
— Сссука, ты ответишь, клянусь, ответишь мне за это...
— Ты повторяешься, парниша. Пластинку смени.
Подхватываю сумку и иду на выход. Через проход чья-то довольно сильная рука останавливает меня. Я так удивлена, что даже не стала сопротивляться. Смотрю на свою руку, ее обхватывают длинные мальчишечьи пальцы, поднимаю глаза. На меня смотрит парень, кажется из класса Николаса. Симпатичный, очень коротко стриженный, как и все бесстрашные, уже успел подкачаться. Роста не вижу, потому что он сидит. Глубоко посаженные зеленые глаза смотрят хмуро.