В прятки с отчаянием
Шрифт:
— Приходил. Из-за меня девицы еще не ломали себе шеи, поэтому меня бы заела совесть — как же ты без моих апельсинов? — он сказал это так серьезно, а я отчего-то представила себе этого сурового мужчину в белом халате и с авоськой в руках, из которой торчат ярко-оранжевые плоды, что моментально почувствовала цитрусовый запах и рот наполнился слюной. Не удержавшись, я сдавленно хихикнула. — Ну вот, — голос его обволакивает и я мельком все-таки глянула на него, чтобы увидеть, как разбегаются лучики от его глаз, — так уже лучше. Бьюсь об заклад, ты захотела кисленького.
— Люблю апельсины, может быть потому, что они у нас редкость, —
— Мия, прошу, прости меня за резкость, — он перехватил мою руку, когда я уже встала и потянул обратно. — Это был не очень хороший день для меня, я был пьян и мне не стоило сидеть в баре, но знаешь… Мне было легче там, среди людей, пережить этот день. И мне очень хотелось, чтобы ты подошла. Глядя на тебя, я верю, что жизнь не остановилась или исчезла, она продолжается.
— Зачем же ты оттолкнул меня? Да еще и так грубо? — от воспоминаний губенки затряслись опять, хоть я и сдерживаюсь изо всех сил. — Хотя, прости, я тоже была хороша…
— Я знаю, что нужно перевернуть эту страницу, мне все говорят про нее постоянно, талдычат, что нужно жить дальше, а для меня это все был пустой звук. И только совсем недавно я стал опять чувствовать жизнь со всеми ее красками. Ты благодарила меня за то, что я тебе помог, так вот сейчас у тебя есть хорошая возможность сделать для меня то же самое — останься со мной. Я… очень прошу.
Я кивнула и села обратно. Находясь рядом с ним, я начинаю вести себя как полная дура. Плохой знак.
— Расскажи про нее? — сердце опять застучало и в пот бросило. Такая реакция меня позабавила бы в ином случае, но сейчас отчего-то снова захотелось выпрыгнуть из вагона. — Прости, если тебе тяжело, то, наверное…
— Про Хелен? — я снова закивала, и Берман откинулся головой на стену вагона, прикрыв глаза. — Она была совершенно несносной, — даже не глядя на него, я поняла, что он улыбается своим воспоминаниям. — И совершенно не подходила для тихой и спокойной семейной жизни. Она горела, была самой настоящей бесстрашной…
— Урожденной?
— Да… Все, за что бы она ни бралась, у нее получалось. Наверное, встретила бы она человека, более подходящего, чем я, они были бы гармоничной парой, но мы поженились, когда мне было уже тридцать, а ей всего лишь 23. Я тоже все тянул, случайные связи, ни к чему не обязывающие романчики… А тут яркая, горячая девушка. Она хотела служить, все силы бросала на карьеру, к 25 уже командовала отрядом, получила звание сержанта… И я не препятствовал ей, я… очень любил ее.
— А дети? — тихо-тихо и очень осторожно спрашиваю, хотя если бы у Бермана были дети, скорее всего, мы бы общались.
— Сначала ей было не до них, я хотел, но никогда не настаивал. Потом вроде бы она согласилась, но все что-то мешало — то ей нужно было чуть-чуть дослужить до следующего звания, то подтвердить его, то она оказалась единственным специалистом по работе под прикрытием и ее позвали в особую группу — такой шанс нельзя было упускать. Я со всем соглашался, но тоже не молодел… Наконец, она вернулась в Яму, записалась в патруль, и мы решили, что самое время родить ребенка, когда… Хелен погибла. Никогда
— Энди… Мне так жаль… — я совершенно безотчетно накрыла своей ладошкой его лапищу и удивилась, какая же она огромная. Стоило дотронуться до сухой, грубоватой кожи, как сдавило горло и стало нечем дышать. Черт, ну вот какого хрена у меня такая на него реакция, если он все еще по своей жене тоскует, черт его подери… Блин, ну о чем я…
Мы оба замерли, приноравливаясь к чему-то новому, до сих пор неосознанному нами, во всяком случае я приноравливаюсь, потому что он смотрит на меня и губы у него подрагивают, будто он пытается сдержать смех. О да, я очень смешная в своей попытке его пожалеть. Снова стало неловко, слова все куда-то испарились, мне совершенно не нравится это, раньше я никогда не терялась при парнях и язык у меня всегда был как помело…
— Ты сказал, что опять стал чувствовать жизнь. Почему? — ляпнула я первое что пришло в голову. Хотя не надо было бы лезть к нему в душу, тем более он снова ухмыляется. Отчего все время кажется, что он смеется надо мной? Мужчина еще какое-то время меня разглядывал, пока я десять раз успела пожалеть о своем вопросе и, наконец, после довольно долгой паузы ответил.
— Я встретил женщину, с которой у меня никогда и ничего не может быть, — на меня он не смотрит, и это «ура», потому что щеки мои заливаются румянцем так стремительно, что заслезились глаза. — И которая вряд ли когда-нибудь ответит мне взаимностью. Но благодаря ей я понял, что действительно надо двигаться дальше…
Ну вот все и решилось. Хм, он, оказывается, влюбился, а я-то… А вот что я? Чего собственно я, если все и так было понятно. Я что, на что-то надеялась, оказывается, вот ведь дууура полная! Не зная куда девать глаза, я бросила взгляд на запястье Бермана, где тускло поблескивал циферблат командирских часов.
— Ты в курсе, что комендантский час уже начался? — спросила я, только чтобы перевести разговор на другую тему. Отчего-то было как-то не по себе оттого, что он мне сказал. — Ты куда ехал-то?
Берман уже хотел мне ответить, когда снаружи раздались выстрелы, ругань, отборный мат. Слышно было, как дверь соседнего вагона со стуком отъехала в сторону, мы вскочили и я уже хотела было открыть створку.
— Подожди, — остановил меня Берман. — Патруль разберется, если там выстрелы, будет опасно…
Поезд вдруг стал тормозить так резко, что удержаться на ногах не было никакой возможности. Я начала заваливаться назад, но снова неожиданно оказалась в крепких руках. Приняв основной удар на себя, Берман впечатался в железную стену вагона спиной, не выпуская меня из объятий, а, наоборот, только сильнее прижимая. Визг тормозов, скрежет ввинчивается в уши, а я никак не могу определиться, что мне сейчас больше хочется — так и стоять всю жизнь или брыкаться, пока он меня не отпустит? Знаю только одно, мне даже стало нравиться, как он меня все время обжимает. И вырываться не очень-то уж тянет… Даже скорее наоборот…