В прятки с отчаянием
Шрифт:
Я ни минуты не жалел, что сбежал от безупречных, что стал обычным человеком, пусть даже и со способностями, потому что ничто не сравнится с натуральными, а не искусственными чувствами, ощущениями, желаниями. Безупречные давно забыли, что такое боль, печаль, несовершенство, все в их мире удобное, комфортное и… ненастоящее. Я ни за что не променяю прохладу реки, яркость и тепло солнца, шелковистость травы и шершавость песка под голыми ногами… Это нужно ощутить, чтобы понять, я будто жил в пещере, а потом вышел на воздух, прошло двенадцать лет, а я никак не могу привыкнуть и каждый раз испытываю чуть
До переправы день пути, река широкая, но в одном месте делает поворот и можно перебраться по узкой косе на мелководье. Мы идем уже несколько часов, молчание, что установилось между нами — тягостное, а ведь все уже налаживалось, Лусия почти уже стала доверять мне.
— Не устала? — я и так вижу что устала, но спросил, чтобы только с чего-то начать.
— Ты сказал, что мы будем идти вдоль реки дотемна! — не глядя на меня, ответила девушка. — Так что без разницы, устала я или нет. Надо идти, значит, надо.
— Нам не нужно выдохнуться в первый же день. До стены как минимум семь-восемь дней пути…
— Не стоит играть в заботу, Риз, — тихо ответила она. — Или… не знаю как к тебе лучше обращаться. Хочешь поговорить — лучше объясни что все это значит.
— Мы обязательно с тобой поговорим, просто… мне нужно понять с чего начать. Я не был готов к тому, что ты ничего не помнишь, был уверен, ты сама узнаешь меня и будет проще объяснить тебе, как обстоят дела. Теперь, когда нужно объяснять все с самого начала…
— Все еще думаешь, что я не смогу понять? Думаешь, я совсем глупая?
— Ну, конечно, нет, дело не в этом… Сделаем привал, там и поговорим.
То, что Люси не помнит меня совсем означает только одно, я сам поставил ей блок, но забыл об этом. Зачем я это сделал… Конечно, я хотел, чтобы она прожила нормальную жизнь, не отягощенную бременем сканирования сознания, ведь с ней не было рядом никого, кто мог бы научить ее пользоваться этим даром без ущерба для нее самой. Я был уверен, что она вспомнит меня, и теперь мне нужно как-то заставить ее довериться мне, чтобы была возможность помочь ей восстановить в памяти хоть что-нибудь, иначе… все что я должен ей рассказать, будет для нее фантастическим бредом… Черт, как же все непросто!
— Вот уж не думала что скажу это, но отчего ты заставляешь меня чувствовать себя виноватой за то, что я тебя не знаю… ну или не помню. Риз, я сейчас с ума сойду от любопытства, а ты идешь с таким видом, будто тебя ограбили…
Я обернулся и увидел, что она совсем устала, видно, мы долго уже идем. Да и сумерки совсем сгустились, надо бы устраиваться на ночлег.
— Люси, все очень серьезно. Нам нужно поговорить, но я не хочу делать это на ходу. Давай устраиваться на ночь, и я все тебе расскажу.
— Ох уж эти сказочки… Ох уж эти сказочники…© — пробормотала она, пробираясь со мной к зарослям на самом берегу реки. До переправы осталось уже немного, но по темени мы не будем переходить реку, слишком опасно. Оставим это на светлое время суток.
Пока я выкладывал из камней печку для костра, все пытался понять, как же ей сказать обо всем так, чтобы она поняла, позволила мне ей помочь… Им всем помочь… Нам надо серьезно поговорить, а в голове такой сумбур, что невозможно сосредоточиться на чем-то одном. Я так мечтал встретиться с ней, вот я встретился, и что теперь? Я ведь должен стать бесстрашным, а, значит… надо попытаться все ей объяснить. Она ведь доверилась мне, она явно обрадовалась, когда я пришел, так нужно просто… помочь ей вспомнить, убедить, что я не желаю никому навредить. Она совершенно права в своих опасениях, когда враг или тот, кого ты привык считать врагом прикидывается или убеждает тебя, что он друг, это всегда вызывает подозрения. Нам нужно, обязательно нужно все выяснить.
Я, как мог, старался не думать о ней как о девушке, нельзя так сильно привязываться, нам нужно держаться в рамках, но… меня тянет к ней безумно. Даже несмотря на открывшиеся обстоятельства и что она меня совсем не помнит, и то что у нее есть парень и я ей не нравлюсь, ничего не могу поделать, чувства, которые я испытываю рядом с ней не поддаются описанию, и я не хочу терять это… отказываться от нее. Совсем…
— Риз! Или Дей… Я не знаю, как теперь тебя называть… — окликнула меня Люси и я обернулся на зов. Она сидела возле костра и выглядела так, слово собиралась посвятить меня в какую-то тайну.
— Зови Риз. Я как-то привык за все это время, — буркнул я, и страшно разозлился на себя. Ну вот чего я веду себя как идиот, а? О деле думать надо…
— Риз… Слушай, ты был прав, на самом деле. Я действительно… Понимаешь, я отчетливо себя помню где-то только лет с десяти. Мой дядя Эван подарил мне блокнот и… с тех пор все свои мысли чувства и эмоции я выплескивала туда. Рисовала и пыталась восполнить что-то, чего не хватало… Я думала это с другим связано и совсем не ожидала, что в моей жизни появится человек, который скажет мне, что я должна что-то вспомнить.
— Люси… — мне совершенно не нравится, что я никак не могу справиться с собой. Между нами только-только возникла все еще очень слабое, но что-то похожее на доверие, и сейчас мне придется снова его нарушить. — Я готов тебе все рассказать, но поверишь ли ты мне?
— Я и правда пытаюсь все время что-то вспомнить, но оно от меня как будто ускользает. И еще… Я все время слышу других людей. Их мысли, чувства, эмоции. Почти всех… кроме тебя.
— Так, значит, способности все-таки остались у тебя? — в моем голосе помимо воли проскальзывает надежда. Если у нее остались ее способности, то, может быть, удастся не рассказать, а… показать ей… — Но ты ничего не помнишь, что происходило двенадцать лет назад? — она опустила глаза и задумалась.
— Все очень смутно… Тогда ведь была война, многие погибали, и я почти совсем ничего не помню, только по рассказам братьев и родителей. Мама говорила, что я очень чувствительная была и они берегли меня, как могли. Недовольные похитили Ричи, потом пропал отец, я очень переживала, почти ничего не ела, ходила как тень… Потом война закончилась и все как-то забылось и встало на свои места… Но я совсем не помню тебя, Риз. Двенадцать лет назад… Ты ведь сам был тогда ребенком.
— Да. Мне тогда было двенадцать лет.