В прятки с отчаянием
Шрифт:
Риз смотрит ободряюще, словно ожидает от меня чуда, и если б пару недель назад, мне кто-нибудь сказал такое, то я бы сперва посмеялась от души, а потом посоветовала этому человеку обратиться к психиатру, но сейчас старательно вникаю в советы безупречного, пытаясь понять все тонкости, постепенно обретая таким образом и собственные воспоминания. Риз оказался прав, когда говорил, что в моей жизни было что-то такое, что я потеряла и пыталась это найти. И как бы раньше я этого ни отрицала, считая обычным воображением, но иногда мне действительно казалось, что я забыла что-то очень важное для себя, что-то такое… без чего я — не
Это было давно, еще в детстве, во время войны с недовольными. Самое тяжелое время для нашего города, фракции, и особенно для нашей семьи. Я почти не помнила этого и благодарна Ризу за то, что он сделал так, желая отгородить меня от того страха, потерь, смерти и боли… подарив беззаботное детство. Но вместе с памятью о тех трагических событиях, он забрал и частичку моей жизни, я и сама не могла ни объяснить, ни понять, чего именно мне не доставало, заполняя обитающую внутри пустоту посредством рисования тех самых таинственных образов, что переносила на бумагу.
Привыкнув к тому, что многие меня считают странной только потому, что я не стремилась разделить чужое излишнее безрассудство и неказистые для меня интересы, я просто занималась тем, что мне нравилось, не пытаясь разбавить свой круг общения такими людьми, для которых являлась ненормальной, будучи твердо уверенной, что понять они меня все равно не смогут, а друзьям было все равно на мои странности. Мне всегда было плевать на то, что посторонние мне люди могут подумать обо мне и как реагируют на мои увлечения, искренне считая, что каждый человек индивидуален и имеет право на личные пристрастия, пока Джай, раньше никогда не проявлявший особого любопытства к моим рисункам, не обратил внимание на мой блокнот. И обсмеял меня.
Вот тогда-то во мне все перевернулось и стало совсем непросто. Я с недоумением обнаружила, что и близкие люди не хотят меня ни понимать, ни принимать такой, какая я есть, списывая особенности характера на «бабские причуды» и не приминув лишний раз высмеять. Со временем это становилось обиднее и обиднее, поэтому я отгораживалась от всех. Только родители и братья никогда такого себе не позволяли, сохраняя тактичную неприкосновенность к моим рисункам, или же иногда старались осторожно меня расспросить о том, что изображено на бумаге и откуда я, вообще, беру все эти абстракции.
А истина в том, что все, что копилось у меня в душе, все те перемешанные эмоции и странные ощущения, не имея никакой возможности обрести хоть какие-то объяснимые рамки, я выплескивала карандашом. Так я пыталась материализовать для себя все то, что могу представить, мысленно увидеть, но не могла понять. Для этого я и рисовала Риза, чтобы разгадать его — я видела его снаружи подозрительным чужаком и никак не могла распознать, что же таится внутри… Ведь я была уверенна, что все чужаки могут нести в себе опасность, но совершенно не чувствовала этого от него, даже не дрогнуло нигде в сердце, только было недоумение: откуда такая вера и быстрая привязанность к постороннему человеку, с которым я знакома чуть больше недели? Теперь-то я понимаю, почему меня так подсознательно тянет к нему, это странное и неизвестное чувство, а еще почему-то приятное.
— Люси, — вырывает меня из задумчивости голос Риза. Я стараюсь его так и называть, даже про себя, чтобы потом не проговориться случайно, да и ему так привычнее. — А что ты делаешь пальцами? — он немножко удивленно смотрит на то, как я вырисовываю подушечками по грубой коре дерева. Мне так не хватает моего блокнота, что я уже машинально успокаиваю себя и собираюсь с мыслями, пробуя рисовать на любой доступной поверхности.
— Ты же сам сказал, чтобы я попробовала представить себе этот блок. А я привыкла рисовать то, что представляю, понимаешь? И мне кажется, что это что-то вроде купола, которым можно укрыться ото всех, когда это необходимо. Ну, как в детстве — прячешься под одеяло, если тебе страшно, искренне веря, что так тебя не найдет ни одно чудовище, тут такой же принцип… — Риз чуть меняется в лице, а немного искривленная из-за шрама дуга правой брови, медленно ползет вверх. — Если ты сейчас скажешь, что я странная или дура, то я спихну тебя с дерева и больше не буду с тобой разговаривать! — предвосхищая все его вопросы, сразу же предупреждаю я, стиснув кулачки так, что ногти впились в ладони и придирчиво следя за реакцией Риза. Глаза его приобрели золотисто-зеленоватый оттенок, губы задрожали в улыбке.
— Нет, подожди, что-то в этом есть, — и задумался, запустив пальцы в растрепанную макушку, пока я кошусь на него подозрительно, ожидая того, что он вот-вот станет смеяться. Но Риз серьезен, как никогда, и это обнадеживает, что все желание бурно выяснять отношения испарилось. Там, внутри меня, теснилось, щемило, требовало выхода неописуемое какое-то чувство тепла, что улыбку подавить удалось с огромным трудом. — А если попробовать представить себе этот купол, так как ты его видишь, что он защищает тебя от потока чужих мыслеформ?
Представить… Представить я могу многое, благо фантазии всегда хватало, но вот вклинившийся гвалт голосов, мерцающие кадры образов, жутко мешали сосредоточиться на блоке, который я пыталась материализовать в голове и так и этак. Непонимание происходящего успело притупиться — какая уже к черту разница, как и почему, ведь главное, что от этого никуда не деться, — и ему на смену пришло острое желание отгородиться от чужих мыслеформ. И я не сомневалась, что все получится, нужно только постараться. Блок, как волна энергии тускло мигнул и вдруг потух, постепенно укрывая собой, сменяясь тишиной. Все уплыло — и звуки, и ощущения.
Я только ахнула, стискивая ствол дерева руками, трясущимися от напряжения, каждая клеточка завибрировала… Победный азарт брал свое. Риз выжидательно молчал, наблюдая за выражением моего лица, передвигаясь ближе. Только прижавшись лбом к его плечу от переизбытка гуляющих внутри эмоций, я поняла, как сильно устала. Или это просто нервное?
— Что? — торопит он с придыханием. — Люси, не молчи.
— Кажется, вышло, — отмираю я изумленно, тщательно прислушиваясь. — Я их не слышу. Риз! Я их не слышу, — завертелась я на ветке, вглядываясь на склон в поиске людей. — Я представила, что укрываюсь от них…
— Вот видишь, я же говорил, — искренне радуется за меня Риз, снова улыбаясь. И у него, черт возьми, красивая улыбка, надо сказать. — Каждый раз, когда хочешь поставить блок — накрываешься куполом и все. Через пару дней таких упражнений, ты даже не заметишь, как это делаешь, ты же не думаешь как дышать, просто вдыхаешь и выдыхаешь и не прокручиваешь каждый раз все это в голове. Так и с блоками.
— Ну надо же, я и не думала, что у меня станет так быстро получаться, только выматывает немного.