В прятки со страхом
Шрифт:
— Сегодня еще лучше, — спокойно отвечает инструктор на мой немой вопрос, о времени галлюцинации.
За последнюю неделю я встретилась с несколькими своими страхами. В одном видении я падала с большой высоты, в другом меня заваливало землей и камнями. В третьем, я смотрела на своих родных и друзей через толстое стекло, отчаянно стуча по нему кулаками, пытаясь привлечь их внимание. Я рыдала от одиночества. Но крысы, крысы доводили меня до безумия, они то съедали меня заживо, то гоняли по темноте, и снова сжирали. Зато я практически перестала бояться огня, найдя в нем спасение от жутких тварей. Теперь я узнала, что такое настоящий страх.
Благодарно кивнув Фору, я толкаю дверь и выхожу в коридор. Руки все еще мелко потрясывает, симуляции слишком много отбирают сил, они взламывают мое самообладание, они преследуют меня во сне, пытаясь сломить, выбить из колеи. Я уже думать не могу ни о чем, кроме инициации. Но с каждым разом мне становится немного легче, совсем чуть-чуть, но я рада и этой малости.
В коридоре последние три дня стоит тишина, неофиты только сперва издевательски подначивали друг друга. Симуляции пейзажей выматывают всех, заставляя толерантней относиться к чужим страхам, некоторых даже приходиться выводить из кабинета под руки. Но сегодня шквал голосов обрушивается на меня, я озираюсь и пытаюсь понять мотивацию такого внимания, прекрасно зная, что как только они окажутся на кресле перед Фором, вся спесь слетит с них словно пожелтевшая листва с деревьев. Я знаю, что Дрю не может спать, он полночи разглядывает стену, свернувшись калачиком. Знаю, что Алу снятся жуткие кошмары, он орет во сне не хуже моего. Даже всегда хорохорящийся Питер, побаивается заходить в душевую один. А сейчас они гадко улюлюкают, пытаясь втоптать меня в грязь. Такая метаморфоза в поведении объясняется присутствием лидера.
Он подпирает могучей фигурой стену, разговаривая с инструктором урожденных бесстрашных, но при общем оживлении поворачивается ко мне.
— Из всех неофитов, только ты так пронзительно верещишь, — приветствует меня Эрик ледяным тоном, скорчив презрительную мину. — Не пробовала справляться эффективнее?
Конечно, он знал, что это я, сам позавчера присутствовал на симуляции и был свидетелем прохождения моего пейзажа страха. Дружный гогот раздается снова, вызвав бегущие по телу мурашки, вынуждая ощущать себя беззащитным и потерявшимся ребенком. Хочется сбежать, скрыться, но я продолжаю смотреть в серые глаза. За все время после боя с Дрю, Эрик появлялся так близко только два раза, мне стыдно признаться даже себе, что мне тоскливо без него. Как же хочется уткнуться носом в его теплую, широкую грудь, спрятаться под сильную руку, усыпанную темными рисунками татуировок, способную защитить от полчища крыс, от злых насмешек и от всех опасностей нашего неидеального мира…
Но Эрик брезгливо морщится и продолжает:
— Ну что, сегодня тебя опять сожрали милые, востроглазые мышки?
И сердце подскакивает к горлу, и застревает там.
— Или ты снова слетела с обрыва?
Я, открыв рот, смотрю на командира, а вокруг наступает затишье. Это не по правилам. Это запрещенный удар, удар ниже пояса. Просто подло, очень подло объявить о моих страхах в присутствии соперников. Он не просто дает им возможность меня растоптать, он преподносит им на блюдечке шанс избавиться от меня. Убрать преграду со своего пути.
Я стискиваю кулаки и прохожу мимо, стараясь делать шаг как можно спокойней, тверже, без лишней суеты. Но он перегораживает мне дорогу ухмыляясь.
— Какая же ты жалкая! — А голос пропитан насквозь ядовитой желчью, пробирающей меня до костей.
Молчу, закусывая губы до крови, боясь закричать от обиды, чувствуя, как начинает щипать в носу. Обхожу лидера словно мебель и двигаюсь вперед, в переплетенные ходы Бесстрашия.
«За что же ты так со мной? За что?»
Слопав от переживаний двойную порцию шоколадного пирога, нагулявшись вдоволь по фракции, заглядываю в гости к Грегу, чтобы подстричь свой довольно отросший ежик и от нечего делать, решаюсь проколоть левую бровь. А затем отправляюсь на осмотр к Доку. Хоть Дрю и не удалось переломать мне ребра, но иногда еще покалывает на вдохе там, где резвилась его нога. Зато я пережила много незабываемых мгновений, когда Роджер вправлял мне, свернутый набок нос элеватором, а потом, еще несколько часов лежала с фиксаторами в ноздрях. Провалялась я в лазарете два дня. Синяки и подкожные гематомы уже слиняли с моего лица, оставив лишь желтые разводы, которые с легкостью маскируются обычной пудрой. Так что я снова красавица. Хе-хе.
Той ночью мне удается заснуть. Раньше мне казалось, что в спальне очень шумно от чужого дыхания, но сейчас в ней слишком тихо. В тишине я думаю о своих друзьях, а под утро просыпаюсь от подозрительной возни и отрываю голову от подушки. Мои глаза не привыкли к темноте, и я вглядываюсь в чернильную тьму, словно в изнанку собственных век. Раздается шарканье, затем шорох, совсем рядом. Я протягиваю руку, чтобы взять припасенный фонарик… и тут пальцы натыкаются на что-то… такое мягкое… волосатенькое. Приподнимаюсь, чтобы посмотреть… А потом мой визг прорывает предрассветную тишину спальни.
Когда включается свет, я, уже запрыгнув на вещевую тумбочку, отчаянно ору, тыкая пальцем на нагло развалившуюся на моей полке большую мышь.
Да охренеть можно.
Дрю, посмеиваясь, хватает этого монстра и швыряет в меня, а я с перепугу не успеваю увернуться и ловлю ее в ладошки. Зажимаю так, что снаружи остается одна голова, чтобы не смогла укусить. Это чудовище принимается вырываться, но, почувствовав давление на тело, затихает и замирает, тараща маленькие, блестящие глазки.
— Поставьте меня на пол, — жалобно прошу я ребят, но они лишь ошарашенно смотрят на меня со своих коек.
В итоге снимать с тумбы мое трясущееся тело приходится Питеру, так как я выбрала его мебель для временной дислокации. Он аккуратно подхватывает меня под мышки и опускает на пол, а я, держа на вытянутых руках испуганную зверюшку, медленно направляюсь к двери.
Очень странно, но увидев, что мышь боится меня больше чем я ее, мне становится не страшно, а жалко грызуна. Чувствуя, как маленькое сердечко, вот-вот выскочит из груди, я осмеливаюсь ее даже погладить. Мягонькая, серенькая шерстка совсем не походит на жесткую, щетинистую шерсть тех тварей, из моего кошмара. А смешной, розовый носик так трогательно сопит, подергивая тоненькими усиками, что вызывает какое-то умиление в душе.
— Не бойся малыш, — сюсюкаю я. — Я тебя не обижу.
Трис сонно потирая глаза, открывает мне дверь, я выхожу в холодный коридор и отпускаю несчастное животное на свободу. Вернувшись в спальню, я застаю Дрю, выходящего из душевой. Зайдя внутрь, чтобы помыть руки, нахожу там на полу мокрую кучку своих вещей. Ну все понятно, Дрю снова принялся издеваться надо мной.
Ой боюсь, боюсь.
Сперва он просто цеплялся, потом, уяснив что я не реагирую, написал краской на спине моей куртки свое любимое слово «шлюха». Я снова сделала вид, что ничего не произошло и он взбесился, начал угрожать мне расправой. Тогда за меня вступились друзья, они хоть и поглядывали на меня косо, но все же не поверили слухам о связи с Эриком. Я даже удивилась, когда Трис с неподдельным участием заявила Дрю, когда он в очередной раз пытался вывести меня из себя:
— Знаешь. На твоем месте я бы поостереглась трогать Эшли, ведь если у нее действительно что-то есть с лидером, то он тебя освежует заживо.
Тот хоть и отмахнулся от ее слов, но заметно утих, однако, видно, вчерашнее выступление Эрика показало, что никакой защиты у меня нет. Ну и ладно. Подумаешь.
Я сгребаю свои пожитки с пола, отжимаю и развешиваю по всей спальне сушиться, этот идиот даже обувь намочил. Через полчаса подъем, а, значит, одежда моя не высохнет, придется лезть под матрас в свою заначку талонов. Я специально отложила их на сегодняшний вечер, Грег и Девид пригласили меня с собой в бар, а лакать за чужой счет — мы не приучены. Отсчитав половину, решаю что мне хватит на портки и обувь, вот только до склада еще нужно дойти, а на мне только майка и белье. Можно, конечно, позаимствовать штаны у девчонок, но тогда Дрю решит, что победил. Я не должна показывать ему, что он напугал меня. А, значит?